Морские байки

Старик как-то умудрился незаметно подобраться через толпу и теперь, скрестив ноги, сидел рядом. Судя по свежему амбре, он уже принял свою вечернюю порцию рома. Между тем Мамбо покончила с псалмами и начала проникновенно читать народу проповедь. Вещала преподобная красавица на церковном, слишком сложном испанском. Я вновь собрался подремать, но меня взбодрило громоподобное:

"Меа кульпа, меа максима кульпа!"[41]

Люди потянулись к выходу, комната постепенно пустела. Слабость и жар вновь начали одолевать меня. Разочарование было сильнее болезни. Совсем не такое «лечение» ожидалось от Мамбо. При первой встрече эта женщина казалась таинственной, могущественной волшебницей. В погрузившейся в полумрак комнате один старый Санчес мирно посапывал у стены. Осталось лишь вытянуться на матрасе и последовать его примеру.

От созерцания кошмаров меня избавил мощный, наполненный горечью травяной дух и шлёпанье босых ног. С трудом оторвал я от подушки тяжёлую голову. Длинные тени плясали по пустым стенам, возле них горело несколько небольших свечей. Парили в воздухе развивающиеся тёмные волосы. Искрились юной свежестью чёрные и смуглые, пухленькие и стройные нагие девичьи тела, мелькали розовые ступни и ладошки негритянок. Девушки с яростной молодой радостью, наполняя воздух предгрозовым озоном, легко носились по комнате. У каждой в руках было по большому снопу пышной травы. Они равномерно разбрасывали её по деревянному полу. Юная, лет семнадцати, чернокожая девица перехватила мой пристальный взгляд и прыснула детским смехом. Девчонка поспешила прикрыть травяным снопом, торчащие вперёд и вверх острые груди, а заодно лобок в редких смоляных кудряшках. Моё ослабленное тело, отозвалось на это видение странным, болезненным спазмом. Где-то в самом потаённом низу полыхнуло сладкой, жгучей болью.

Из дальнего угла комнаты послышался знакомый, с присвистом храп.

"Хорошо, что старина Санчес не проснулся. Неловко показывать деду голых девчонок из моего бредового сна!" – с полнейшей алогичностью умозаключил я.

Снадобье Мамбо оказалось чудесным. Оно с успехом заменило кошмары, на эротические сны. Вот и славно! Что может быть естественнее для изголодавшегося по женской ласке моряка, пусть даже и сухопутного…

В самом желанным и ярком, последнем за эту ночь видении, ко мне пришла Мамбо. Молча приблизилась она к моему скорбному одру и сбросила свой просторный бурнус. Нагое чёрное совершенство. Но нет, на левой ступне мизинец сросся с соседним пальцем. Особинка! Я страстно захотел поцеловать этот мизинец. Мамбо легла рядом. Ещё особинка! Под левой маленькой грудью крохотное розовое клеймо, ящерка с раздвоенным хвостиком. Целую розовую ящерку. Любимая!

Видения окончились так же внезапно, как и начались. Я один! Где моя Мамбо? Комната безлюдна и одинока. Лишь вдоль стен стоят неразобранные, в полметра высотой, пышные снопы, да смолисто-горький дух исходит от усыпанного травой пола.

Меня незаметно, словно зазевавшегося путника, затянуло в новое, бездонное беспамятное забытьё, в покрытое серой ряской забвения болото.

"Там, там, та-та-там!" – Кажется, не прошло и минуты, как в моей голове опять начала пульсировать эта нудная, тошнотворная боль.

Заботливые, горячие руки приподняли меня. Вспыхнув во рту, побежал по пищеводу знакомый остро-кусачий огонёк.

– Приходи в себя, Сказочник! Нет времени на мечты, Куэнтиста! – услышал я голос Мамбо. – Санчес! – позвала она старика. – Вставай, если хочешь спасти друга! Помоги ему подняться, он должен участвовать в деле.

"Там-там, там-там-там!" – наполняли комнату ритмичные синкопы. Боль и туман в голове почти рассеялись, но это гулкое «там-там» только усилилось. Я огляделся и нашёл источник этого дьявольского грохота. В дальнем углу комнаты восседал на полу всё тот же здоровяк мулат. Меломан самозабвенно упражнялся на длинном, угольно чёрном тамтаме. Ох и мерзкое дело сотворил он со своим лицом.

"Калавер"[42] – огромные глазницы и глумливый зубастый оскал!

Жилистый Санчес легко поднял меня на ноги. А снадобье Мамбо снова вернуло меня к жизни. Я стоял на ногах почти твёрдо, лишь мерзкая дрожь в коленях не давала забыть о недуге. Комната, бывшая ещё утром благочестивым католическим приходом, изменилась до неузнаваемости. На стенах огромные куски материи лиловых и чёрных тонов. Деревянный пол усыпан, свежей, отдающей горечью травой. Зажжённые в лампадах свечи на своих местах, но вместо распятия с чёрным Иисусом возвышается в центре комнаты грубо сколоченный деревянный крест.

Там-то, там-то, там-то-там! – Мулат всё яростнее охаживает огромными ладонями смоляную, до предела натянутую кожу барабана.

Белоликий призрак в чёрной чалме и лиловом бурнусе вырастает прямо передо мной. От неожиданности колени подкашиваются. Спасибо старине Санчесу, он вовремя подхватывает мою слабосильную тушку.

– Последний раз спрашиваю, Сказочник! – злобно шипит привидение. – Назови причину? Почему тебя преследуют мёртвые?