Морские досуги №6

Через пару дней на остров прилетело озверелое начальство, «разогретое» чуть ли не Министерством иностранных дел с подачи импортных защитников природы. Начальство топало ногами и угрожающе материлось. Рядом смущенно лопотали иностранцы, тыча пальцами в пролетающие «мессеры» и «ястребки».

В итоге был объявлен нереальный срок поимки и отмыва от краски несчастных птиц, с последующим решением участи охреневших выдумщиков.

Время сжималось. Отловить и отмыть всех меченых бакланов в общей массе?!

И тут, кстати, Косте вспомнилась история с «прикормом».

Карбид был…

В установленный срок прибывшее начальство недоверчиво обозревало небеса, в коих летали бакланы — «все в белом»…

Обманула Костика народная примета: «птичка какает — к деньгам» и отбыл он на материк со всей обезденеженной бригадой.

Начальство не забыло и не простило, хотя по докладам, вся птица была поймана, отмыта и отпущена на волю. Может, иноземцы что донесли…

Ну не любил Костик бакланов.

Эбола

Случилось так, что в свои далеко за пятьдесят каперанг запаса загрустил. Затосковал, понимая — откуда берется она, тоска сермяжная, и не понимая — зачем.

Зачем сам, сидящий сейчас в аэропорту и готовый к вылету на Юг, воевал на безымянных войнах, за кого, за олигархов? Нет — за сыновей и внуков… А что им сумел донести, отдать?…

Цветная толпа внутри аэровокзала легко спасала от зябкого тумана северной Столицы, прилипшего к стеклам и, по-детски, зовущего что-то нарисовать на стекле или написать нехорошее слово, адресованное тоске.

По прилету, была машина и ожидание встречи со старыми, может уже и забывшими дружбу, друзьями. Все были объединены морем. Пусть не тем, которое рядом, но морем. От асфальта парило.

…Он видел миражи, от выстрелов превращающиеся в реальность пустыни, лежащих на песке ребят, которых невозможно было донести до базы…

Он видел детей, мам, пап, пожилых людей, которые не являлись им дедушками или бабушками, но все улыбались. Лето. Юг.

Слегка неуклюжий, с щетиной на вырост и глазами, вобравшими давление океана, в уже не военной форме с погонами вновь связавшего его с работой на воде и под ней (вернее — в ней), по-сталински прищурясь, смотрел и радовался Крыму.

Тоска исчезла. Значит понятно: почему и зачем. Крым — НАШ.

Встречались по делу и без него. По делу, обмен опытом в новых реалиях, легко переходил в объятия той стихии, которая легко уравнивала разные моря, покачивая, а порой — штормя. Потом отдыхали.

На отдыхе каперанг, наотмашь падал в набегающую волну, фыркал по северному, выползал ленивым тюленем на раскаленную гальку и, расплывшись в улыбке, рассматривал кристаллизацию соленых капель, стекающих с бороды. Лето. Крым.

В местах, ранее не по-людски огороженных ухватистыми Бенями, Юлями, Петями, Арсюшами и другими строителями незалеженой неньки (чтобы у моря плохо не лежало), ныне лежали на солнце разноколиберные отдыхающие, а главное — возлежал Он и его ветеранистые друзья.

На ветру, замешанном на йоде водорослей, парении шалфея и чабреца, думалось и говорилось легко. Общались. Вспоминали. Удивлялись.

Плавали и ныряли — не глубоко.

Вечер набряк отяжелевшими веками.

На небо набегали звезды. Все больше и больше.

Тени расплывались в качании пряной южной ночи.

И в нее он, споткнувшись, упал.

Вернее — полетел. Небо — выше, кусты можжевела — рядом.

Шаркнул лицом о теплую крымскую землю и удивился.

Утро отлета обозначилось хлопком незакрытой двери и незатейливой озабоченностью друзей.

Он проснулся раньше.

Вспоминал.

Посмотрел на себя в зеркало.

Вздохнул и улыбнулся.

Юг. Крым.

В номере шумели. Предлагали ему принести тональный крем или «гражданку» — с таким выглядом, в форме и в самолет?!

Улыбнулся. Попросил принести маску.

Было предложено: еще и ласты и понырять в море.

Он их отправил в аптеку.

Асфальт парил.

Аэропорт шумел чуть больше, чем в голове каперанга и радостные дети, мамы, папы и пожилые люди, что не являлись им бабушками или дедушками, улыбались: в отглаженной, строгой форме и лихо завязанной медицинской маске, одиноко, в цветной толпе, уверенно шел к трапу самолета каперанг.

На — Вы больны? От очаровательно вышколенной бортпроводницы, он, чуть покачнувшись ответил краткое: Эбола.

После паузы добавил: нет не болен, а во всем мире свирепствует Эбола, предохраняйтесь…

Полет прошел нормально.

В основном, он дремал.

Северная столица встречала удивленной женой и привычным туманом, в котором оседали, еще не остывшие от крымского солнца шушукание и уважительные взгляды экипажа и пассажиров.

Мужчинка! А я вас помню… (Основано на реальных событиях)

Моему другу Володе Гуду посвящается

Больничная палата была чистой, с высоким потолком, стенами цвета слоновой кости и зимним пейзажем за огромным окном. Со своим сложным переломом лодыжки я попал ночью по «скорой» в эту ауру спокойствия и обходительности — кардиохирургическое отделение, по случаю отсутствия свободных коек даже в переполненных коридорах стонущей в тяжёлом запахе «травмы».