Морские волки. Навстречу шторму

Летние месяцы – месяцы гроз. На суше грозы чаще всего бывают в конце дня, где-то между тремя и шестью часами вечера. Но на море они чаще бывают ночью. Метеорологи объясняют это тем, что в это время водная поверхность теплее, чем суша. Воздух над морем охлаждается быстрее воды, и это вызывает усиленное вертикальное движение в атмосфере, приводя к быстрой концентрации водяного пара наверху и возвращению его обратно ливнем. Вряд ли уже подробно изучен механизм возникновения грозы, но моряки знают, что грозы – это шквал с дождем, молнией, громом. А шквал – воздушный вихрь, который почти неожиданно налетая, волнует воду, рвет паруса, создает множество неприятностей и быстро исчезает. Шквал с грозой – это опасность для маленьких парусных судов, но, в конце концов, все же он угрожает меньшими неприятностями, чем шторм. При шквале порывы ветра достигают семи баллов, то есть его скорость измеряется максимум пятнадцатью метрами в секунду, а шторм только начинается ветром в двадцать метров в секунду, что означает девять баллов.

Шквал захватил «Колумб» внезапно. Единственный, кто мог заранее предвидеть перемену погоды, Стах Очерет, – лежал тяжелораненый в запертой рубке. И никому, кроме разве что Андрея Камбалы, не было известно, что шкипер еще жив. Но прежде, чем «Колумб» попал в шквал, произошло событие, которое задержало движение шхуны. Левко, пользуясь темнотой, сумел незаметно для захватчиков что-то повредить в моторе, и он стал стучать и давать перебои. Пират первый обратил внимание на ненормальную работу мотора, и после этого Анч спросил, что случилось. Левко ответил, что мотор загрязнен и, если его не прочистить, он скоро совсем остановится. На это Анч ответил угрозой немедленно застрелить моториста и успокоился только после того, как Левко уверил его, что чистка займет не больше часа. Моторист получил приказ немедленно чистить мотор. Анч ругался, что пират сразу сам не сел за мотор, и теперь заставил своего командира стоять над мотористом и следить за работой и одновременно напоминать ему, что револьвер около его головы. На некоторое время вместо пирата-командира над Левком встал Анч, а пират принялся поднимать паруса на шхуне, потому что хотел воспользоваться легоньким, почти попутным ветром, чтобы ускорить ход. Для этого он поднял фок, натянул кливер и, сказав Марку, как рулить, вновь повернулся к Левку. Шхуна еле-еле двигалась вперед и каждую минуту, казалось, может остановиться.

Освободившись от надзора за мотористом, Анч подошел к рубке и, прижавшись ухом к двери, стал прислушиваться. Минуты две он ничего не услышал. Шпиона волновало поведение тяжелораненого, который сумел надежно закрыться. «Возможно, у него есть какое-то оружие», – размышлял шпион. Учитывая, что в револьвере остался последний патрон, Анч не решался начинать активных действий против шкипера, хотя и не мог допустить, чтобы его рана была такой легкой. Он сам стрелял в Очерета и видел под ним лужу крови такого размера, что у него были основания предполагать смертельный исход. После захвата шхуны он внимательно осматривал рубку, огнестрельного оружия там не нашел, но помнил, что видел противопожарный щит, где, кроме огнетушителя, заметил лом и два топора. Даже с этими вещами здоровый человек представлял для пиратов некоторую опасность. Тяжелораненого можно бы не принимать во внимание.

Наконец шпион услышал в рубке шорох: кто-то там двигался и, возможно, говорил шепотом, но сквозь толстую дверь ничего разобрать было невозможно. Шпиона это удивило. «Неужели шкипер бредит или разговаривает сам с собой?» Казалось, что мужчина в рубке что-то рассказывал. Потом послышался стон. Анча это встревожило. А что, если другой рыбак не убит, а тоже ранен? Это осложняло дело, однако больше из рубки не доносилось ни единого звука, минут, по крайней мере, пятнадцать.