Морское братство

— Я тоже думаю, что виновата, — вдруг отчетливо сказала Наташа и остановилась, будто запрещала ему идти с ней дальше. — Но… помимо своей воли, Коля. Пойми…

Николай Ильич смешался:

— Не надо, Наташа. Ну, забудь… Я не знаю, что на меня нашло… Ведь я в тебе никогда не сомневался. Светик, Наташенька, чем же я могу помочь тебе? Да, да, я гадостей наговорил. Прости.

— Что уж… Ты тоже устаешь… Я забуду. Забыла! Не волнуйся. Я со своим страхом справлюсь. — Наташа положила свою руку на его локоть. — Пойдем домой, Коля. Пойдем, — сказала она очень нежно, но как-то покровительственно, точно после его вспышки осознала, что незачем ей было искать поддержки и это она должна опекать большого, умного мужа.

— Нет, правда, ты простишь, забудешь? — повторил он упавшим голосом.

И, как ласковая старшая сестра, она ответила:

— Ну, конечно, простила. И забыла. Не думай об этом. Хочу быть с тобой, и все…

Восьмая глава

1

Утро на «Упорном» начиналось с проверки готовности к бою. Как всегда, Колтаков сверил хронометры, тщательно осмотрел барографы и компасы. Гремели элеваторы, поднимая боезапас. Проверялось состояние погребов и орудий. С низким гулом проворачивались машины. Все оказалось в порядке, и помощник командира Игнатов рапортовал Бекреневу, что происшествий на корабле нет и продолжается авральная работа по ремонту. Он уточнил с командиром распорядок дня и ушел в хлопотливые повседневные дела.

Веселая сила Игнатова не ослабела к полудню. Он подгонял группы бойцов, работавших на причале и на корабле, и, казалось, — день пройдет в спорой, дружной работе без особых происшествий.

Но как только Игнатов вбежал в пятый кубрик и повернул голову к дневальному, ожидая рапорта, он сразу нахмурился. Несмотря на рабочее время, два матроса лежали на койках и трое в замасленных робах о чем-то болтали за столом. Увидев помощника командира, вся компания засуетилась и за спиной Игнатова хотела ускользнуть на трап.

На корабле шла авральная покраска, в котельном заканчивалось щелочение, заново вооружались шлюпки. У Игнатова не хватало людей, а здесь в одном только кубрике пять пар рук отлынивали от дела. Игнатов записал фамилии и строго обратился к дневальному:

— Вы свои обязанности знаете? Почему позволили располагаться в кубрике?

У дневального забегали зрачки.

— Я — матрос из молодых, разве послушают? И зашли ненадолго. А на койках — которые вахту отстояли.

— Какую вахту?

— Первую.

— А сейчас стоит какая?

— Ну, третья.

Игнатов почувствовал в этом «ну» вызов. Он сухо сказал:

— Нарушаете инструкцию, дневальный, да еще оправдываете нарушение порядка. О нормальном отдыхе личного состава без вас есть кому побеспокоиться. Пошлите ко мне дежурного по низам.

В ожидании дежурного Игнатов осмотрел шкафчики, нашел мусор, мокрую тряпку, грязную бумагу. Столы тоже не были чистыми. Отвратительное несение службы и при этом дерзкий ответ, рассчитанный на то, чтобы вызвать сочувствие у свидетелей. Игнатов перебрал в памяти все, что знал о дневальном. Экзамен на специалиста-машиниста сдал неудовлетворительно. С берега вернулся пьяным. А по началу службы был исполнительным, скромным.

Он колебался: отправлять ли дневального на гауптвахту?

Игнатов редко прибегал к наказаниям. Поэтому, уходя, он еще раз подозвал дневального и доброжелательно спросил:

— Поняли свою ошибку?

Но молодой матрос буркнул в ответ: «понятно» — с таким явным вызовом, что Игнатов махнул рукой и торопливо поднялся наверх, отдав приказание дежурному по низам:

— Пять суток гауптвахты!

— Золотого человека обидел. Он же тебе простить хотел, — сказал дневальному один из матросов. — Эх, идиот!

— Чего ругаешь? — иронически поддержал другой. — Человек к образованию стремится, чувствует, что без гауптвахты не разберется в службе.

В соседнем кубрике дневалил другой молодой машинист, Бушуев. Он выглядел щеголем в аккуратно пригнанном обмундировании с медалью «За боевые заслуги». Игнатову образцовый вид кубрика и ловкий рапорт Бушуева должны были вернуть хорошее настроение. Он подумал, что не все молодые плохо усвоили дисциплину и требования службы, но почему-то от этого не стало легче. Чем-то ловкость Бушуева не понравилась ему еще больше, чем распущенность наказанного сейчас дневального. Он сам не мог понять, чем же именно. Следовало несколькими словами поощрить матроса, а Игнатов, скользнув взглядом по лицу Бушуева и молча кивнув головой, пошел к выходу.

На палубе Игнатову показалось, что он был слишком сух с Бушуевым. «Несправедливо! Тем более парень уже отличился в расчете Ковалева», — сказал он себе, повернулся было, чтобы позвать дневального, но не сделал этого и поспешно занялся другим делом.