Читаем Морское братство полностью

Потом Игнатову пришлось мирить двух офицеров. Инженер-электрик хотел выключить линию боевого питания и заняться проверкой кабелей. А артиллерист решительно возражал, потому что торопился с тренировкой главного калибра для стрельбы в присутствии флагманского артиллериста. Игнатов знал, что, хотя оба офицера по-своему правы, надо найти решение, верное для корабля в целом. Он предложил выключить линию на несколько часов, чтобы с пятнадцати артиллерист мог начать свое учение. Но тогда оба офицера сказали, что на двух стульях нельзя сидеть разом и такое решение не позволит ни одному из них выполнить план дня.

Игнатов, у которого еще не улеглось раздражение, вспылил. Офицеры не хотели слушать доводов, важных для общего корабельного распорядка, и он резко повторил свое решение, как приказ, и тут же объявил его дежурному офицеру.

Наскакивавшие друг на друга артиллерист и электрик сошлись за его спиной на том, что парень самодурствует, и Игнатов это почувствовал. Настроение его окончательно испортилось за обедом, потому что артиллерист угрюмо катал хлебные шарики и намеренно громко говорил, что некоторые офицеры пренебрежительно относятся к артиллерии…

Игнатов делал вид, что это заявление не имеет к нему отношения, но не задержался в кают-компании, хотя одна партия в шахматы после обеда между ним и артиллеристом была традиционной и в это время все свободные члены кают-компании толпились вокруг, подсказывая ходы и обсуждая планы игроков. Игнатов любил этот час отдыха с шутками и веселым азартом. Так как в это время на корабле делать было нечего, Игнатов отправился к соседу на «Уверенный».

С помощником «Уверенного» они были сослуживцами на «охотниках» и торпедных катерах, а сейчас у них было много общих интересов — как получить в порту краски, ветошь и разное шкиперское имущество, как лучше выполнить планы штаба соединения. Когда Игнатов шел к товарищу, он рассчитывал договориться также об обмене двумя матросами, потому что «Упорному» нужен был портной, а у Игнатова был лишний хороший сапожник. Потом помощник «Уверенного» пошел провожать гостя. После двух рюмок у Игнатова было самое беззаботное настроение, и они еще поболтали на шкафуте «Уверенного». Но — странное дело! — как только Игнатов взбежал на палубу «Упорного», нахлынули все давешние заботы, и прежде всего мысль о том, чтобы артиллерист мог вовремя начать учение. Игнатов посмотрел на часы. До пятнадцати было еще сорок минут. Все же он направился разыскивать инженера, чтобы убедиться в исполнении своего распоряжения. Но рассыльный перехватил его. Помощника срочно вызывал командир.

У Бекренева сидели заместитель и командир пятой боевой части; по напряженным, сумрачным лицам и общему молчанию Игнатов догадался: случилось что-то неприятное.

— Где вы ходите, Игнатов? — раздраженно сказал Бекренев. — Служба у нас отвратительно налажена. Боевое питание выведено из строя.

— Какое питание? — переспросил Игнатов.

— Да какое же! Э-не-р-ги-ей.

— Мы же выключили питание до пятнадцати, — успокоился Игнатов.

Бекренев рассердился.

— Вы разучились понимать. Я вам говорю ясно — испорчено. Выключили, а этим воспользовался враг и в двух местах перерезал магистраль. В двух — обнаружили, а может быть, еще есть, черт бы его драл…

Небывалое происшествие окончательно испортило день. И Бекренев и Игнатов знали, что скоро все линии подачи энергии будут восстановлены и что во время ремонта попытка врага — мелкая и никчемная затея. Но они были угнетены, словно их заставили дышать отравленным воздухом. Нельзя было глядеть с прежним доверием в лицо каждого бойца и тех немногих рабочих ремонтного завода, к которым на корабле относились, как к своим людям.

Бекренев, отпустив офицеров, не мог приняться за очередную работу. Почему такого случая не было, когда командовал Долганов? Тогда каждого человека они знали и могли с уверенностью сказать, кто на что способен. Первая ошибка — пополнение не изучено… А пополнение, пришедшее из учебного отряда, набирали в освобожденных областях. Для большинства там была закалка. Но для отдельных субъектов, для скрытых врагов? Он вспомнил краснодарский процесс и русские имена среди фамилий фашистских палачей…

Тревога погнала его из каюты по кораблю. На полубаке под присмотром Кийко заканчивалась покраска палубы и стоек. Звенья якорь-цепи блестели, как черное дерево, палуба выглядела, как свежий зеленый линолеум.

Боцман доверительно сказал:

— Для Архангельска у меня запас есть, товарищ капитан-лейтенант. Как жених, будет наш «Упорный».

— О новеньких что скажете, боцман? Каковы в работе?

— Молодцы, хорошо работают. По две вахты кряду. Ничего, ребята справные, на фашиста растравленные.

— В самом деле?

— Крепко растравлены!

Бекренев спустился по трапу в ленинскую каюту. Она была открыта, и за столом сидели читающие. Он увидел несколько мало знакомых лиц, впрочем, совсем такие же, как и лица старослужащих, — только немножко более молодые, немножко менее определившиеся.

«Поди узнай его», — подумал Бекренев о затаившемся враге, рассматривая в каюте витрины с газетными вырезками.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Публицистика / История / Проза / Историческая проза / Биографии и Мемуары