Морской почерк

Утопленный груз списали на стихийные обстоятельства. Комсомолец Че, по всей вероятности, проглядывал себе в туманной дали кресло в ещё несуществующей, но прописанной в будущих реалиях, Российской Думе. Штурман Петрович почёсывал свою нечёсаную голову и думал о семье, детях и о Евгении Оскаровиче Патоне и его методе автоматической сварки металлов голым электродом под слоем флюса. Филипп Кусто, глядя в кильватерный след уходящего советского научного лайнера, наверняка мечтал о таком же большом и красивом судне для своего отца. Его брат Жан-Мишель, ничего ещё не зная о событиях в бухте Ардли, учился у командора выдержке и терпению. А сам командор, Жак Ив Кусто, вместе с капитаном прокладывал на карте оптимальный маршрут к восточному побережью острова Кинг Джордж, который на некоторых картах имеет в скобках приписку Ватерлоо – то название, которое было дано острову в 1821 году экспедицией Беллинсгаузена и Лазарева уже после того, как там, двумя годами раньше, побывал Уильям Смит. Мы даже не пересечёмся курсами. И знаменитый Кусто, конечно же, заслонивший своим авторитетом талантливых и по-своему ярких сыновей, с успехом завершит свои уникальные съёмки и удивит мир очередным фильмом о тайнах подводного космоса, скрытого от простых смертных чуждой и близкой им субстанцией, покрывающей % нашей планеты. Да, благодаря Кусто и его сподвижникам, мы заглянули в невидимые простому глазу обиталища Голубого Континента, погрузились в лоно, из которого, возможно, вышли когда-то. Он первым заметил и предупредил всё человечество над нависшей опасностью быстрого умирания мирового океана, нарушении экосистем, катастрофическом уменьшении биомассы, засорении и варварском использовании придонного шельфа, сокращении и даже исчезновении многих видов морских млекопитающих. Океан болен – говорил нам Кусто. И болен не сам по себе. Больное человечество с неистребимой жаждой потребления заразило его и привело в критическое состояние. Наша так называемая хозяйственная деятельность приблизила нас к катастрофе, о чём постоянно напоминал нам неутомимый французский исследователь. Мы оказались только в поле притяжения этой личности, и, даже не видя его, уже прониклись сопричастностью к делу, которому он посвятил свою жизнь. Что говорить тогда о людях, находившихся рядом с ним?

А о чём думал тогда автор этих строк, находясь на борту отмеченного историей судна? Представьте себе – ни о чём. Он просто отдавал должное Провидению, забросившему его на край Земли и одарившему способностью удивляться виденному, поскольку удивление есть единственный повод, чтобы улыбнуться. И глядя в открывшееся вдруг перед ним прошлое, он улыбается. Хотя смешного там было мало.

Виктор Румянцев

Виктор Румянцев родился в Амурской области в 1956 г. В 1977 окончил Лиепайское мореходное училище. Десять лет отработал в Рижской Базе Реффлота: рос от матроса до старпома. Затем капитан в Рижском Транспортном Флоте. С 1995 г. работает по контрактам под чужими флагами. Женат, двое взрослых детей. Живёт в Риге.

Корабль

Корабль не знал имени своего Отца. Да и как он мог знать, если его Отец затерялся в паутине коридоров конструкторского бюро задолго до его рождения? Корабль даже не подозревал, что в своём семействе он девятнадцатый по счёту и, очевидно, последний. Именно этим кораблём заканчивалась постройка серии сухогрузов неограниченного района плавания.

Зато он знал, что его Мать – судоверфь. Именно тут, на этой верфи был заложен его киль. Именно здесь корабль начал обрастать набором и бортами. Именно здесь в его чреве установили огромный двигатель и множество вспомогательных механизмов. Работы по рождению корабля не затихали ни днём, ни ночью, повсюду сверкала сварка и стоял невыносимый грохот. Корабль был равнодушен ко всему происходящему, ведь он пока был просто огромной грудой железа и не более того. Он пока не чувствовал ни боли, ни усталости, ни раздражения.

В один из весенних дней Корабль с грохотом спустили со стапеля на воду и он закачался на поднятой им же волне, в недоумении стряхивая с себя через палубные шпигаты невесть откуда взявшуюся холодную воду.

Дни проходили в непрерывных хлопотах: что-то докрашивали на палубе, в трюмах и в машинном отделении, проворачивались механизмы, озабоченные приёмная и сдаточная команда носились друг за другом с ворохом документации.

С каждым новым днём суеты становилось всё больше и больше. Корабль каким-то особым способом уже научился выделять среди суетившихся “своих” и “чужих”. Он догадывался, что в своей жизни он никогда не останется один, что на нём всегда будут люди, но и это ему было абсолютно безразлично.