Морской почерк

Баб-эль-Мандебский пролив вывел Корабль в Аденский залив. Капитан вёл Корабль как можно дальше от берегов, пытаясь выдерживать максимальную скорость. Воды залива кишат пиратами и столкнуться с ними, значит быть беде. Корабль не слышал о пиратах ничего, но общее волнение экипажа передалось и ему и Корабль изо всех сил старался вытолкнуть себя и экипаж из этих чёрных вод. А навстречу ему из Персидского залива шли корабли с нарисованными на бортах флагами государств, к которым они были приписаны. В заливе полыхала война и флаги были, как призрачная надежда защиты – мы не воюем с вами, мы везём вам то, без чего вы не можете обойтись, не топите нас!

На этот раз всё обошлось и Корабль сдал свой груз в порту Эль-Бушир, стоя у причала совсем рядом с почти построенной атомной станцией.

Вскоре Корабль испытал вкус крови, когда в один из его трюмов с почти семиметровой высоты рухнул человек. Корабль вдруг понял, что ничто не может быть вечным в этом лазурном мире и, может быть, и ему когда-то придётся встретиться со своим временем-палачом. А человек лежал на палубе трюма в нелепой позе и уже не был человеком, в доли секунды преодолев барьер с грустным названием “до и после”.

Пройдя Маллакским проливом, проголодавшийся Корабль бросил якорь на сингапурском рейде. Топливо было совсем на исходе и он переживал, что оно вот-вот закончится и он очень подведёт экипаж, хоть вины Корабля в этом совсем не было. Полученное топливо, по словам старшего механика, было таким же отвратительным, как пудинг, неудачно приготовленный соней-поварихой. Корабль задыхался от переизбытка серы и прочих примесей, турбины его выли и надсадно кашляли, а иногда просто шипели от негодования. Кораблю было искренне жаль свои механизмы и машинную команду, которая с ног сбилась, пытаясь обеспечить ему нормальную скорость.

Достигнув берегов Австралии, Корабль почти выжег плохое топливо, получил другое и ещё почти два года радовался жизни, работая за Большим Барьерным Рифом у восточного австралийского побережья. Свежий чистый воздух, спокойная вода и ясное небо радовали душу Корабля, но он, к своему удивлению, скучал по штормам и бурям, по снежным зарядам и ледовым полям.

Корабль не был красив. Обычный сухогруз, не очень быстрый, не очень большой. Кое-кто из экипажа даже презрительно называл его “лоханкой”, но Корабль не сердился, ведь многие называли его ещё и “кормильцем”. Старшие командиры работали на нём с самой приёмки на судоверфи и даже не помышляли о другом Корабле. Боцман загонял палубную команду, чтобы ни единого ржавого пятнышка не было на теле Корабля. Механики не отходили от двигателей и механизмов, своевременно делая им профилактику. Штурмана прокладывали курсы так, чтобы Корабль проходил в безопасном расстоянии от рифов и береговых отмелей.

Отдоковавшись в очередной раз, Корабль взял в Сиднее груз для Венессуэлы и отправился покорять тропические горячие воды и течения. Долгий трёхнедельный переход до Панамского канала не показался ему утомительным, тем более, что то и дело на пути попадались многочисленные острова, раскиданные по всему Тихому Океану. Они радовали глаз, то один, то другой член экипажа прибегал в рулевую рубку, желая узнать название очередного острова. Штурмана, видя свою значимость, раздували щёки, важничали и цедили сквозь зубы: “Паго-Паго, Таити…”. Корабль тоже с любопытством таращился на неведомые земли якорными клюзами. Если бы он мог, то пел бы или просто визжал от восторга.

В Панамский канал Корабль заходил с опаской. Очень уж узким казалось ему это одно из чудес света. Но очень скоро он увидел, что ему навстречу важно следует другой Корабль, превосходящий его в размерах эдак раз в двадцать, и успокоился. Под звон электротележек, которые помогали ему в четыре руки, он благополучно миновал шлюзы Сан-Педро и Мирафлорес и поднявшись на несколько десятков метров над уровнем Океана, прошёл сквозь ущелье, выкрутился в нескольких крутых поворотах, пересёк озеро Гатун и в конце концов одолел последний шлюз, спустившись в воды Атлантического Океана.

В Венессуэле выгружали недолго, суток пять, после чего Корабль лёг на курс, ведущий его в далёкий бразильский порт Паранагуа. Высокая встречная зыбь убивала скорость корабля, а сам он душой чувствовал, что в экипаже нарастает напряжение. Корабль не мог понять причину, ведь всё отлично – зыбь, волны, всё как и должно быть в Океане. А в радиорубке капитан принимал телеграмму за телеграммой с инструкциями о том, что весь следующий год Корабль будет работать в районе Гвинейского залива, по большей части – возить грузы между нигерийскими портами.

В течение всего перехода из Бразилии в Нигерию экипаж делал странную и непонятную для Корабля работу. На его иллюминаторах появились стальные решётки, на планширях фальшбортов растянули несколько рядов колючей проволоки. В хлопотах экипаж совсем забросил покрасочные работы и Корабль потихоньку покрывался налётом ржавчины.