Пасху я отмечал в ратуше. Меня пригласили отцы города. Все уверены, что я — фаворит короля. По их понятиям, не может быть такой заслуги, за которую бесплатно предоставят стапель и дадут материалы на постройку большого корабля. Такие подарки делают только фаворитам. Дают очень много и незаслуженно. Впрочем, после прошлогоднего рейса местные моряки стали относиться ко мне с уважением. Мои шкипера рассказали всем, что я хоть и рыцарь, но знаю не меньше профессиональных моряков. Я сидел на возвышении, слева от адмирала Жана де Монтобана. Ели и пили мы с ним из серебряной посуды, захваченной в позапрошлом году у фламандцев. Купеческое судно везло серебряные изделия из Брюгге в Кале, чтобы расплатиться за овечью шерсть и овчины. На подходе к порту назначения их и встретили французские пираты. Капитан, взявший этот приз, купил на свою долю поместье и отошел от дел. Сейчас сеньорию вместе с феодальными правами мог купить любой. Дворянское сословие перестало быть замкнутым. Дверь открыта, как на вход, так и на выход.
— Будет война с бургундами? — поинтересовался я у адмирала, который с тихим рычанием грыз верченую говядину.
Жан де Монтобан отвлекся от увлекательного процесса, вытер жирные губы тыльной стороной ладони, густо поросшей темными длинными волосинами, и рассказал:
— Вряд ли. Думаю, король продлит договор о перемирии. Герцог Карл собирается воевать с немцами. Не стоит ему мешать.
— Жаль! — искренне произнес я. — С удовольствием бы поохотился на фламандских купцов.
— А кто тебе мешает?! — хитро прищурив глаза, молвил адмирал. — Сдай королевскую грамоту и действуй на свой страх и риск. Англичан не трогай — и король понятия не будет иметь, кто ты такой. Особенно, если будешь отдавать положенное ему и его адмиралу.
— Это само собой! — радостно сказал я.
Мы договорились с адмиралом Жаном де Монтобаном, что он будет получать двадцатую часть от добычи, то есть, пять процентов. Я решил отдавать их из своей доли. Экипажу и так мало достается.
Нанял всех, кто был в прошлом году. Новенькие заменили погибших и нескольких, кто не прибыл вовремя. Поскольку экипаж был обученный, я провел только одно учение со стрельбами по плотам из бревен и пустых бочек. Извели по три комплекта боеприпасов на каждое орудие. Точность желала лучшего. Будем надеяться, что виновато в этом продолжительное отсутствие практики.
В поход вышли пасмурным утром, под мелким дождем, который начался ночью. Дул несильный западный ветер. Море было серым, неприветливым. Отливное течение подхватило барк, понесло от берега. Корабль, медленно переваливаясь с борта на борт, устремился на северо-восток. Город начал растворятся в серой пелене. Как говорил Вергилий устами Энея, мы отплываем из гавани, и земля с городом удаляется от нас. Сначала исчезли колокольни и верхушки башен, потом то, что располагалось ниже, а не наоборот, как бывает в ясную погоду.
В Па-де Кале крейсировали три английских корабля: две трехмачтовые каракки и большое двухмачтовой судно с высокими надстройками-башнями на баке и корме и парусом блиндом под бушпритом. Оно мне напомнило средиземноморские нефы. У одной каракки с грот-мачты свисал красный вымпел с золотыми леопардами. Видимо, королевская. Заметив барк, обе каракки пошли на сближение. Ветер к этому времени усилился баллов до шести, так что мы легко оторвались от погони. Если бы не приказ короля не трогать англичан, я бы с удовольствием потолковал с этими отчаянными парнями.
Вечером того же дня заметили фламандский купеческий конвой из двух десятков судов. Они, нагруженные, возвращались домой. Шли плотно. Мы не успели догнать их до темноты, поэтому я взял мористее и пошел в сторону Брюгге, чтобы обогнать фламандцев, а потом встретить их. Ночью ветер подутих. Мы делали узла четыре или немного больше. После полуночи пошел дождь, и ветер совсем стих. Пригнулись и волны, начавшие было вздыбливаться днем.
— Разбудишь меня, когда рассветет, — приказал я шкиперу Жакотену Бурдишону.
— Хорошо, — произнес он и высморкался в конец красного шарфа, который был обмотан вокруг шеи.
С момента выхода из Онфлера шкипер, как мне кажется, не снимал верхнюю одежду и, следовательно, этот шарф. Как ни странно, шарф выглядел чистым, в отличие от длинной кожаной куртки с капюшоном, у которой был такой вид, будто ее вместе с телом долго таскали по мокрой палубе.
Утром ветер начал заходить по часовой стрелке и опять усиливаться. Дождь прекратился, стало холоднее. Волны подросли и заимели седые чубчики. Мокрые паруса звонко хлопали. Матросы, зевая, сидели на свернутых в бухты швартовах. Они только что выбрались из душного, но теплого кубрика. Сырой холодный ветер быстро выдувал из них остатки сна.
— Убрать марселя и кливера, на остальных взять по одному рифу! Ложимся на курс зюйд-ост! — приказал я.