Морской волк

Первой на следующий день нам попалась маленькая бригантина, если исходить из парусного вооружения. Правда, имела она высокие фор- и ахтеркастли, длиной была метров шестнадцать, а шириной — около пяти, из-за чего ходила медленно и маневрировала плохо. Мы заметили ее миль за восемь и догнали за пару часов. Это оказалась старая лоханка дедвейтом тонн семьдесят, на которой недавно поменяли такелаж. На бортах возле форштевня были прикреплены черные доски, на которых белой краской в два ряда написано «Маргарет Сели». Имела на вооружение кулеврину. Стрельнули из нее разок по нам, но, на их счастье, промахнулись. Вступать в рукопашную и вовсе отказались. Экипаж состоял из капитана, боцмана, кока и шестнадцати матросов. Еду готовили на жаровне — чугунном котле, который располагался в ящике с песком, стоявшем па палубе между грот-мачтой и кормовой надстройкой. Трюм до отказа был забит шерстью. Несколько тюков лежали на палубе, накрытые брезентом и закрепленные тросами. Капитану было лет сорок. Он прочно стоял на палубе короткими и толстыми ногами. Туловище было нормальной длины. Компенсацию за ноги получила голова, которая была раза в два длиннее, чем у большинства людей. Темно-русая борода визуально увеличивала ее еще сантиметров на десять. На капитане был плащ с капюшоном, но без рукавов, с прорезями для рук, изготовленный из куска брезента, к которому пришили подкладку из старой парусины. На ногах сапоги, которые обычному человеку доходили бы до коленей, а в данном случае — до кожаного гульфика.

— Твоё судно? — спросил я.

— Нет, братьев Сели, — ответил капитан хриплым, простуженным голосом, обдав меня ароматом пивного перегара.

— Маргарет — жена одного из них? — продолжил я допрос.

— Нет, их мать покойная, — перекрестившись, ответил капитан. — Только купили это судно, в первый рейс отправили. Говорил я им, что нельзя выходить в рейс в среду!

В прошлом году День невинно убиенных младенцев (28 декабря), который считается несчастливым, выпал на среду, поэтому в течение двенадцати месяцев начинать важные дела рекомендовалось только в любой другой день недели. Священники верили в это не меньше своей паствы. Каков приход, таковы и попы.

— И за сколько купили? — поинтересовался я, чтобы знать, за сколько можно будет продать.

— Всего за двадцать восемь фунтов! — воскликнул обиженно капитан.

Наверное, сам бы купил, но не поспел за шустрыми братьями. И выиграл в конечном итоге. Хотя, возможно, будь судно его, не попался бы нам.

— Новый такелаж и обработка корпуса обошлись им чуть дешевле! — продолжал он выплескивать обиду.

Это капитан, конечно, загнул с горя. Хотя черт его знает, какие цены и зарплаты в Англии! На островах всегда всё дороже, кроме морской воды.

Мы проводили приз до Онфлера, где по-быстрому продали. Стоимость груза в несколько раз превосходила стоимость судна. Наши коллеги уже назахватывали столько таких посудин, что цена их резко упала. Как мне рассказал адмирал Жан де Монтобан, за два дня до нашего прихода в Онфлер привели шесть судов и в другие французские порты на берегу пролива не меньше. Англичане начали перевозить на материк шерсть весенней стрижки, овчины и шкуры крупного рогатого скота, забитого зимой. Везли из всех английских портов. Кстати, многие из этих портов в будущем превратятся в неизвестные морякам деревушки, в которых самым крупным плавсредством будет яхта хозяина паба, на которой будут путешествовать кто угодно, кроме него самого. Ему некогда совершать морские прогулки. В английской деревне паб — культурно-спортивный центр, а бармен — хранитель общественного мнения и рефери, обязанный отличаться от остальных — иметь яхту. Нет яхты — нет бармена, нет бармена — нет паба, нет паба — нет деревни, нет деревни — нет яхты. Идиотизм деревенской жизни основан на круговороте.

Пополнив запасы воды и еды, снова отправились к противоположному берегу Ла-Манша. На этот раз ветер был северо-западный, похолодней и посуше. Я повел барк к проливу Па-де-Кале. Все пути английских перевозчиков шерсти ведут к порту Кале. Там и будем их встречать, а заодно и тех, кто эту шерсть повезет дальше.

Эту флотилию мы заметили под вечер. Она шла из Дувра в Кале, пользуясь хорошей погодой и легким попутным северо-западным ветром. Около полусотни плоскодонных беспалубных судов длиной метров двадцать, шириной около семи и высотой надводного борта не больше метра, с прямым парусом на низкой мачте и двумя десятками весел. В прошлую эпоху я видел такие во Фландрии и Голландии. Их использовали для речных перевозок и называли скютами. Люди Средневековья — отчаянные ребята. Выйти в открытое море на такой лоханке не каждый отважится. Или они решили, что Ла-Манш — это широкая река?!