Мой экипаж уверен, что я знал об этой флотилии, поэтому во время шторма и отдрейфовал к Англии. Они ко мне относятся со смесью восхищения и ужаса. Поскольку я в церковь не хожу, крещусь и даже богохульствую только в порядке исключения, постоянно и с малыми потерями захватываю богатые призы и, что самое, по их мнению, главное, вожу корабль в открытом море днем и ночью и оказываюсь именно там, где надо, матросы сделали вывод, что я продал душу дьяволу. Этот вывод помогает им ничего не бояться. Они уверены, что погибнут только те, кто не выполняет мои приказы или сомневается в моих способностях. В дьявола надо верить даже искреннее, чем в бога.
Фламандские рыбаки попробовали разбежаться в разные стороны, но суда эти не для гонок строились. Холостого выстрела из погонного орудия хватило, чтобы большая часть опустила паруса. Самых резвых догнали наш баркас и шлюпка. Капитанам сделали внушение жестоким методом, придуманным не мной. Провинившегося брали за руки и ноги, раскачивали возле мачты и били об нее промежностью. В ближайшие дни, а может, и всю оставшуюся жизнь, наказанный интересоваться женщинами не будет. Зато жив остался. Рыболовецкие суденышки согнали к барку, который встал на якорь. Они швартовались к нашим бортам и отдавали улов. Работали мы двумя стрелами, по одной на каждый борт. Рыба была в бочках емкостью литров около ста. Бочки, включая железные обручи, хорошо просмолены. Люки у суденышек узкие, пролезает только одна бочка, поэтому работа шла медленно.
Капитану первого разгруженного судна — седовласому и седобородому обладателю бурого, обветренного лица с носом-картошкой — я сказал:
— Не печалься! Всё, что ни есть, к лучшему! — и объяснил: — На подходе к вашему порту вас бы перехватили другие наши корабли. Вас бы перебили, а суда бы отвели в Онфлер. Так что, повстречав меня, вы легко отделались.
— Как знать, — пробурчал фламандец, хотя имел желание сказать совершенно другое.
— Идите в Ярмут, берите в кредит бочки и продукты и до зимы продавайте там улов, — посоветовал я. — Домой возвращайтесь, когда совсем холодно станет, когда французы уплывут восвояси.
— А ты, значит, не француз? — не столько вопросительно, сколько утвердительно произнес капитан.
— Я на службе у французского короля, — проинформировал его.
Последние суда разгрузили поздно ночью, при свете факелов, благо ветра почти не было. Ночь пролежали рядышком в дрейфе. Утром фламандцы подождали, когда мы отойдем на несколько миль, после чего дружно пошли на запад, к Ярмуту. Может быть, послушали мой совет, а если нет, пусть им будет хуже!
20
Купеческий караван был большой, три с лишним десятка судов, каракки и нефы, как я продолжал квалифицировать большие одномачтовые корабли с прямыми парусами, которые теперь обзавелись марселями и блиндами. Они шли на северо-восток вдоль берега графства Голландия, на удалении мили три-четыре от него. Ветер был южный, отжимной, баллов пять. Двигались медленно. Что каракки, что нефы — суда тяжелые, неповоротливые. Зато груза много берут и тонуть не спешат. Паруса у них были самых разных расцветок, довольно ярких. Такое впечатление, что на карнавал спешат. На фоне серого моря, серого берега и серого неба смотрелись приятно.
Их флаги мне были не знакомы, поэтому спросил своих шкиперов:
— Кто это такие нарядные?
— Ганзейцы, — ответил Жакотен Бурдишон.
— Из Любека, Висмара, Ростока и Данцига, — дополнил его ответ Антуан Бло. — Они в прошлом году помирились с англичанами.
— Жаль, что наш король с ними не воюет! — произнес я.
— Надо бы подсказать ему, — пошутил Жакотен Бурдишон.
Мы были милях в трех мористее каравана, шли встречным курсом, острым бейдевиндом, к Брюгге, намереваясь там поживиться. Полные трюма бочек с соленой рыбой не казались моему экипажу достойной оплатой лишений и страданий, выпавших на их долю в этом спокойном, я бы даже сказал, туристическом походе. Главной неприятностью было плохое вино, которое нам подсунул онфлерский купец. Утверждал, что продает самое лучшее. В той бочке, что открыли на пробу, вино, действительно, было хорошее, а вот в остальных, правда, не во всех, оказалось слишком кислым. Я не буду перечислять, что пообещали сделать с купцом мои матросы, но они точно больше никогда и ничего не купят у него. Для французов еда — это вино и что-нибудь к нему. Что-нибудь можно улучшить соусом, а с вином этот номер не проходит.
От купеческого каравана отделились три каракки и направились к нам. Явно не дорогу спросить. Наверное, решили подстраховаться, отпугнуть нас. Я решил не связываться с ними, изменил курс вправо, до полного бейдевинда. Скорость сразу подросла. Раньше мы делали узла два, а теперь разогнались аж до трех. Мы прошли замыкающее судно каравана, а каракки не отставали. Видимо, у ганзейских купцов нескромные амбиции.
— Опустить стаксель и кливера и взять рифы на фоке и гроте! — приказал я, чтобы уменьшить скорость барка.