Мощи

— Он как из стали… Стальной какой-то, но она его очень любит… До безумия!..

— Вы ее знаете?..

— После смерти мамы, — папа мой раньше умер, — я у ней все время жила, а теперь только летом, в деревне у ней…

— А как же вы звали меня в Белополье?!.

— Это рядом, совсем рядом, — там брат, но он мне чужой…

— Хороший человек этот инженер?.. Я его знал когда-то… Но это давно было, тогда я его ненавидел почти… Хороший он?..

— Его американцем зовут, а эта женщина говорит, что он русский, совсем русский, и будто бы таких нет в России, а должны быть, а этот — единственный. Разве не права эта женщина, что он совсем русский, — неизвестного ему человека освободить от муки… Я напишу ему завтра же… Про вас я не буду писать, а только — спасибо вам, большое спасибо. Зина, и больше ничего… Только четыре слова…

Загляделась на угли, задумалась.

— Как хорошо, что вы сегодня пришли ко мне…

Потом, точно боясь, что он прикоснется к ней или вдруг ее поцелует, — быстро вскочила и снова зажгла электричество. Перешла на диван, уселась в угол его с ногами и опять, как и у печки, исчезла, — огонь освещал только лицо и голову, а вся она — в черном, — в темноте не чувствовалась и теперь почти слилась, даже завитки было трудно различить, — лицо и глаза, — большие, черные, вспыхивающие, точно черный бриллиант в ее золотом перстеньке, — он его только сегодня заметил.

Села и замолчала…

Через несколько минут Никодим встал…

— Я пойду, Зина…

— Куда вы, куда?! Вот видите, я говорила вам, что у меня никого нет знакомых, оттого и нет, что я… Значит и вы не придете больше ко мне?..

— Нет, — я, Зина, приду!

— Только вы сообщите письмом…

Вышел и странное чувство охватило его, сразу не пошел домой, а всего надо было завернуть за угол, — пошел бродить по улицам, потом зашел в пивную, забрался в угол, сидел долго и все время думал, — что Зина удивительно странная девушка, удивительно странная, и в комнате у нее, точно где-то в подземелье, глубоко и глухо, но хорошо, потому что нет обычного шума комнаты, освещенной безалаберно, неумело, так что лампа режет глаза, хозяйка не знает, что делать с гостем, суетится, шумит, смеется без причины, для того лишь, чтобы показать, что она необычайно довольна гостем и рада ему, от этого и комната становится неуютной, шумной, вещи пялятся на человека и не гость задевает их, а они стараются толкнуть его и показать, что они тоже шумны и веселы и, как хозяйка, очень довольны пребыванию среди них нового человека. В Зининой комнате в красноватом сумраке необычайно тихо, немного жутко, но когда долетает шум улицы, кажется, что где-то близко есть жизнь и она идет своим чередом, а здесь вот тихо и все прислушивается к тем людям, которые сейчас, среди вещей, точно вещи и вся комната прислушивается к биению сердца одного и другого и старается уловить их созвучия и дышать одним дыханием с людьми.