Москаль

Этот вежливый допрос происходил во время обратного путешествия с берега речки вверх по каменному каналу одной из ухоженных улочек. Мимо костела, вознесшегося вверх серыми шпилями, в нишах фасада согбенно восседали святые в пыльных каменных одеждах. Странно, подумал Патолин, ему казалось, что он уже изучил это поселение во время путешествия сверху вниз, а оказывается тут можно пройти совсем другим путем, да еще рядом с храмом.

От костела повернули направо на улочку между двумя рядами плетеных металлических заборов, за ними усыпанные листьями палисадники, приземистые дома. Учительница раскланивалась со всеми встречными, и гость стал ей подражать и увидел, что спутнице это нравится. Воспитанность – качество, больше присущее жителям маленьких населенных пунктов.

Помимо неприятных расспросов были еще невеселые рассказы. Жить довольно сложно. Все эти бесконечные выборы кого угодно сведут с ума. Теперь уже никто, ни с какими флагами, ни на какие улицы не выйдет. Но жить надо стараться по-человечески. Только правда пробьет себе дорогу в будущее. И она задала Патолину повторный вопрос, точно ли на стороне полной и окончательной правды он намерен выступать в своем телевизионном проекте.

– Иначе я бы не посмел к вам обратиться.

Ответ Регину Станиславовну тронул настолько, что она не заметила в нем ни на волос фальши. Она просила отнестись к Янине Ивановне, к матушке своей, мягко и внимательно, потому что здоровье у нее уже не то.

– Вы испугались, в своем ли она уме?

– Еще раз, ради бога извините.

Патолин прижал ладонь к сердцу и выразительно зажмурился, и заверил, что сам не понимает, как это у него сорвалось. Регина Станиславовна решила ему поверить, хотя что-то похожее на осадочек осталось. Она еще пообещала – если все пройдет хорошо – познакомить телевизионного гостя и с другими интересными людьми поселения.

– Многие потерпели, многие. Высылали ведь, не жалели.

Патолину было плевать, но про себя он подумал, что и эти «интересные люди» тоже, чай, постреливали в спину москальским хлопцам в красивой советской форме. Но он и, правда, не занимал в этом раскладе никакой активной позиции, его интересовал лишь рисунок данной конкретной ситуации и снова промолчал.

– Надо, наверно, цветы купить, – осторожно спросил гость, когда Регина Станиславовна показала – вон она больница. Там раньше была польская гауптфвахта, а потом немецкий бордель, а в конце уж – советский штаб.

– Теперь больница. А цветов не надо. Мама не любит цветы. У нее траур. С тех пор, вы понимаете?

– Понимаю.

– Цветы она признает только на кладбище.

– Неудобно с пустыми руками.

– Я захватила маме зефир в шоколаде. Она любит.

Летом, наверно, это был уютно заросший двор, с укромно расставленными скамейками. Сейчас все было на виду среди голых деревьев. Чаша не работающего фонтана. Из открытой двери пахло тяжело жареной рыбой.

– Почекайте меня здесь.

Регина нырнула внутрь. Не хотела предъявлять старушку в больничном интерьере. Патолин прошелся вокруг фонтана, заложив руки за спину. Попытался представить себе мадам Гирнык, участницу рокового любовного многоугольника сорокалетней давности. Не успел. Увидел, что Регина Станиславовна выводит из рыбных дверей большую, полную женщину в цветастом халате. Если бы он был Елагин, то сразу бы обратил внимания, до какой степени по своему формату эта старуха напоминает московскую старуху Клавдию Владимировну.

Мадам Гирнык оказалась женщиной приветливой и словоохотливой. Никакого предубеждения, опасливости по отношению к незнакомому, да еще и иноземному человеку у нее не обнаружилось. Спрашивайте, отвечу. Одно неудобство – разговаривала только на мове. Причем, на круто замешанной, так что иной раз приходилось переспрашивать и по несколько раз, так что интервью шло как бы с большим количеством дублей. В конце концов Регина взяла на себя роль переводчицы. И вот что перевела.

После войны стояла в Дубно советская часть. Ну, часть не часть, а офицеры и солдаты человек двадцать с какой-то радиостанцией. Панове офицеры жили на добрых квартирах с прислугой. Пан офицер (Мозгалев) был человек выпивающий, но всегда на ногах. Во всяком кабачке и пивном подвале его знали и всегда подходили с уважением. Не то, конечно, что настоящий польский поручик, но тоже человек культурный и с пистолетом. А вот пани офицерша…

– Клавдия Владимировна?

Регина кивнула, подтверждая, что речь о ней, но не захотела лишний раз произносить своими губами это имя.