Москаль

Нина Ивановна была осведомлена о том, что ребенок четы Мозгалевых учится за границей, но для нее было новостью, что между сыном и отцом пролегло не только расстояние, но и злое недоразумение. Если не сказать решительнее. У Нины Ивановны тоже был сын, и он тоже в настоящий момент был вне дома, так что она, как никто другой, понимала родительскую горечь разлуки. Впрочем, шеф был человеком экстравагантным, можно было себе представить, как от него натерпелись близкие, хотя бы в последнее время. Одна эта официантка чего стоила. Не только Светлане Владимировне, но даже и ей, простой горничной. Так что, понимая Дира Сергеевича, Нина Ивановна не переставала его осуждать. А пьяный бред его — в силу той же экстравагантности — не более чем бред, набор пьяных слов, никак не связанных с реальным положением трезвых дел.

— Я останусь здесь! — вдруг внятно объявил «наследник» посреди потока своего словесного поноса.

— Сейчас приготовлю ваш номер.

— Я останусь здесь и не поеду домой.

— Да–да, я поняла.

— Но я не пойду в свой, в «наш» номер. Меня вырвет!

— Но как же быть, второй отдельный люкс занят, есть только обычные спальни в крыле для обслуживающего персонала.

— Я не обслуживающий персонал.

— Разумеется, еще бы, Дир Сергеевич, я попробую поговорить насчет люкса, хотя уже поздно…

— Нет, — сказал «наследник», стеклянно глядя на горничную, — я буду спать у тебя.

— Как у меня?

— Объяснил же, дуре: не могу я в тот номер. В «ту» постель — это значит в твою. Отведи.

Перемещение тела состоялось. Дир Сергеевич уснул уже в процессе падения на подушку и замер: нос в одну сторону, галстук в другую. Чувства Нины Ивановны вообще не могли выбрать никакого направления, все клубилось у нее в голове. Она не знала, что ей думать и что делать. Неприятный, но богатый мужчина вдруг сваливается прямо в ее кровать. Прямо в кровать, но в невменяемом состоянии. Она, конечно, всего лишь горничная здесь, но отлично знает, что нравится мужчинам в свои ухоженные, строгие тридцать восемь. А кто его знает, а вдруг и сам «наследник» задумался о чем–то подобном. Жена — обрюзгшее прошлое с претензиями, любовница — безмозглая зоологическая молодость. А тут вспоминается вариант номер три. Умница, моральная чистюля, хорошистка по внешности. А английского мальчика — усыновим! Будет два мальчика в семье.

Конечно, Нина Ивановна тут же попыталась вылить ушат трезвости на свой песочный замок. Во–первых, сам Дир Сергеевич, если брать его как мужской экземпляр, до такой степени не подарок, хоть с бородкой, хоть без нее, хоть в запое, хоть в повседневной своей неврастении. Потом, он не сказал все же ничего настолько определенного, чтобы так воспарять в помыслах. Подождем мудрого утра. Что делать с телом? На какие действия дает право факт его нахождения в ее постели? Наверно, можно снять с него плащ и пиджак. Разумеется, туфли. Туфли, но не носки. Кстати, ноги у него пахнут отвратительно. Надо бы снять галстук, расстегнуть ворот рубахи, как бы не задохнулся, но для этого придется совершать слишком ответственные прикосновения к шейно–головной части лежащего. Нина Ивановна заставила себя это сделать. Нехорошо, чтобы человек, пусть даже и пьяный, так мучился. В конце концов, она ему не жена, чтобы мстить за появление на бровях.

Кажется, все. Она открыла форточку и набросила на полураздетое тело покрывало. И отправилась в проклятый люкс.

А утро одарило матерым снегопадом. И автомобильным сигналом у ворот. Он был какой–то странный, как будто тяжелые хлопья налипали на звук во время его распространения. Из снегопада появился мрачный Рыбак. Потребовал себе яичницу и сто граммов горилки. О цели визита заявить не захотел. Нина Ивановна с некоторым вызовом сообщила, где и в каком состоянии находится Дир Сергеевич, она и хотела, и не хотела, чтобы о ней что–нибудь такое подумали. Роман Миронович пожелал взглянуть: «Может, уже проснулся?» Заглянули в цокольный этаж. Нина Ивановна открыла дверь. Роман Миронович спросил почти сразу, как увидел лежащего шефа:

— Что это с ним?

Дир Сергеевич лежал на спине, содрогаясь и пульсируя всей верхней частью тела, по очереди хватаясь вялыми ладонями за грудину.

Они бросились к нему.

— Переворачивай! — скомандовал Рыбак. — Воды, нашатыря!

Вскоре у постели «наследника» уже собралась целая толпа обслуги.

Роман Миронович помылся и сел за стол. Происшествие не отбило у него аппетита.

— Еще две минуты, и мы бы его хоронили! — подытожил он, ни к кому не обращаясь, хотя напротив него за столом сидел Валерий Игоревич Бурда.