Подводя итоги, автор с сожалением замечает: «Смута, всколыхнув было политическую мысль, в общем итоге прошла почти бесследно для политического воспитания масс»[934]
. Один шаг оставался до признания особого менталитета у людей того времени по сравнению с современниками Бахрушина, но он его не сделал.Серию историко-антропологических исследований Бахрушина продолжили статьи, посвященные рассмотрению конкретных рядовых деятелей XVII в. В таком ключе написана статья о Павле Хмелевском, авантюристе, поляке на службе русских, сосланном за провинности в Сибирь[935]
. Через призму судьбы этого человека историк показывает нравы небольших сибирских поселений XVII в. и беспринципную борьбу за власть, проходившую там. Самого Хмелевского исследователь рисует неуравновешенным и жестоким человеком.Данный подход нашел продолжение. В статье, впервые опубликованной в 1924 г. и освещавшей жизнь сибирского воеводы А.Ф. Палицына, историк справедливо писал: «…Люди русского государства, их нравственная физиономия, их интересы, качества и недостатки мало привлекали внимание исследователей, и можно сказать, что до сих пор русский человек XVI–XVII вв. остается для нас неизвестным»[936]
. Таким образом, автор на основе открытого им так называемого «Мангазейского дела» предполагал через жизнь отдельного человека рассмотреть эпоху. Бахрушин находил немало типичных черт в судьбе воеводы, но еще больше его интересовала уникальность Палицына.Историк отметил, что Палицын прошел через битвы Смутного времени, предопределившие такие качества его характера, как, с одной стороны, решительность, а с другой – самоуверенность. Это особенно ярко проявилось во время его воеводства в Мангазее. Бахрушин подробно описал повседневную жизнь как городка, так и своего героя, с его самодурством, диктаторскими замашками, моральной нечистоплотностью, мздоимством. В то же время он отметил и начитанность, и ум Палицына, что проявилось в его донесениях, написанных изысканным литературным языком. Большой интерес воевода проявлял и к европейской культуре. «Впечатлительный, талантливый, в достаточной мере образованный, он в личные отношения, и в свои писания, и в порученное ему дело управления… вносил страстность своего темперамента, оригинальность мысли, широту понятий»[937]
, – рисовал историк психологический портрет своего героя. Подводя итоги, Бахрушин видел в Палицыне «намек на зарождение русской интеллигенции»[938].Обе статьи написаны, по современной классификации, в русле микроисторического подхода, когда внимание к деталям позволяет лучше понять изучаемую эпоху. Истоками данных работ являются, очевидно, исторические портреты и исследования их учителя Ключевского, также большое внимание уделявшего социально-психологическим аспектам истории. Данный ракурс позволил Бахрушину выявить новые тенденции в развитии русского общества: формирование вначале небольшого слоя русских людей, отдававших свои симпатии западной культуре, что явилось предпосылкой вестернизации страны в XVIII в.
Очевидно, что данная проблематика и ракурс исследования были навеяны проходившими событиями революций и Гражданской войны. В их контексте данные работы оказывались весьма актуальными. Резюмируя, отметим, что появление выше проанализированных работ было связано как с общими тенденциями развития российской историографии в начале XX в., так и с тем социальным фоном, на котором они писались. Определенное внимание к общественным настроениям ушедших эпох, как уже говорилось, можно найти у представителей и более старшего поколения русских историков, но, в отличие от них, работы Яковлева и Бахрушина строятся не на абстрактных и антиисторичных идеях «мирового духа», «народного темперамента» и т. д., а на конкретном историческом материале. В этом данные работы похожи на те исследования, которые проводились в рамках школы Анналов М. Блоком и представителями третьего поколения этого научного сообщества. Их характерной чертой был интерес к истории ментальностей, стремление изучить жизнь и представления о жизни «маленького человека», проникнуть в его психологический мир.