Московская историческая школа в первой половине XX века. Научное творчество Ю. В. Готье, С. Б. Веселовского, А. И. Яковлева и С. В. Бахрушина

Готье болезненно перенес революционные события, которые самым пагубным образом отразились на деятельности архивов. Он категорически, так же как и Веселовский, не принимал вмешательства большевиков в архивную работу[905]. Особенно скептически историк отнесся к попыткам большевиков взять под свой контроль архивную систему, хотя те, по его мнению, не имели о ней никакого представления. В этом смысле показательно его отношение к Д.Б. Рязанову, председателю Центрального комитета по управлению архивами, которого называл «архивным диктатором»: «Он… с покровительственным высокомерием говорил о русских профессорах; с ученым видом знатока говорил об архивном деле, в котором, на самом деле, не пошел дальше старого доброго Самоквасова»[906]. В 1922 г. Ю.В. Готье, М.К. Любавский, А.Н. Савин и М.М. Богословский подписали письмо в Президиум ВЦИК и Центрархив, в котором выступили против сокращения архивных штатов, грозившего катастрофой сохранности отечественных архивов[907].

Для спасения провинциальных архивов было создано Московское областное архивное управление. Для решения поставленной задачи управление рассылало по Московской губернии специальных агентов, целью которых была оценка местных архивохранилищ и экспертиза архивных документов. В члены его правления входил Веселовский, который также возглавил инспекцию Главархива[908].

Несмотря на все усилия, по мнению Веселовского, архивная реформа не достигала поставленных целей. Причинами тому были недостаток квалифицированных кадров, «отсутствие деловой дисциплины и чисто русская неряшливость»[909]. Трудности возникали и из-за ухода из жизни самых опытных и авторитетных кадров среди архивариусов. С горечью Готье писал об уходе из жизни выдающихся архивистов. Так, в его записках мы находим характеристику С.А. Белокурова: «Умер С.А. Белокуров. Для Архива иностранных дел и Общества истории и древностей, где он был всем, это невознаградимая потеря. Это умный и крупный человек в нашем мире ничтожества; велики были и его недостатки – завистливость, мстительность, властолюбие; но они уравновешивались добросовестностью, преданностью своему делу и в особенности той гибкой стойкостью, которую он обнаружил в последний год, когда он спас архив и всех служащих, не поступаясь собственным достоинством»[910].

Стоит указать на то, что в это тяжелое время занятия в архиве для Готье стали формой отрешения от внешнего мира. Он всецело углубился в работу с архивными документами, сравнивая ее с наркозом и получая от этого искреннее удовольствие[911].

За заслуги в деле архивоведения и археографии Готье 17 апреля 1924 г. был принят в члены Археографической комиссии. В тот же день этой чести удостоился и Яковлев[912]. 17 июля того же года в члены Археографической комиссии был единогласно избран и Веселовский. В «Записке» на его избрание говорилось, что «в среде ныне здравствующих историков русского права и народного хозяйства С.Б. Веселовскому бесспорно принадлежит первенство»[913].

Архивная работа шла рука об руку с археографической деятельностью. 6 января 1925 г. Готье сделал доклад в Археографической комиссии по проблеме публикации исторических источников Нового и новейшего времени. Открытие архивов и стремление широкой общественности осмыслить свое недавнее прошлое или использовать его в политической борьбе привело к лавинообразной публикации документов, касавшихся новейшей истории. Понятно, что подавляющее большинство таких публикаций были сделаны не на высоком уровне, во-первых, из-за низкой квалификации публикаторов, а во-вторых, из-за того, что опыта публикации современных документов у историков тогда практически не было. Именно этот вопрос и затронул выступавший. В первую очередь, он указал на необходимость выработки четких правил и приемов издания памятников Нового времени, а также разработки их применения к отдельным видам памятников. Готье считал, что в первую очередь должны быть проработаны следующие вопросы: «1) орфография (возможность в научных изданиях перевода старого правописания на новое); 2) пунктуация; 3) размещение документов; 4) отношение к текстам и цитатам на иностранных языках (подлежат ли они переводу или нет); 5) о комментариях, приложениях и указателях»[914]. Сам историк по опыту подготовки к изданию переписки К.П. Победоносцева с А.Ф. и Е.Ф. Тютчевыми считал целесообразным решить эти вопросы следующим образом: размещение памятников должно идти в хронологическом порядке; иностранные тексты оставлять в том виде, в котором они есть в документе, лишь иногда давая перевод; в примечаниях давать пояснения именам и событиям[915]. К сожалению, публикация так и не увидела свет, но историк, в том числе и на данных материалах, впоследствии выпустил несколько статей. В дальнейшем московские историки отошли от активной архивной деятельности, особенно после того, как архивы в СССР попали под жесткий контроль со стороны государственной и партийной администрации[916].