Московская историческая школа в первой половине XX века. Научное творчество Ю. В. Готье, С. Б. Веселовского, А. И. Яковлева и С. В. Бахрушина

Книгу Готье, конечно же, нельзя рассматривать как фундаментальное научное исследование. Тем не менее она сыграла роль в популяризации знаний о Смутном времени. Если читать между строк, основываясь на том, что в книге прослеживается намек на современные историку события, то можно предположить, что автор верил, что революционные события и Гражданская война – это «испытание», которое необходимо пройти.

С окончанием Гражданской войны ситуация в стране менялась, что отразилось и на повседневной жизни. В 1923 г. Веселовский записал в дневнике: «В сравнении с тем, что было 2–3 года назад, огромная перемена… Толпа стала значительно сдержаннее, вежливее, а по временам отдельные лица проявляют к своим незнакомым согражданам даже доброжелательство…»[953]. Но революционное время навсегда перечеркнуло нормальное течение жизни. «Революция съела у меня все, что было у меня самого дорогого…»[954], – писал Готье еще в 1919 г.

Научная работа шла рука об руку с просветительской. Особенно это ярко проявилось в деятельности Яковлева. С приходом большевиков к власти он оказался в своеобразном привилегированном положении, несмотря на свое сотрудничество с Корниловым. Причиной тому было знакомство с В.И. Лениным еще по симбирской гимназии, а отец Яковлева хорошо знал отца Ленина. Прекрасные отношения у Яковлева были и с Дмитрием Ульяновым, братом В.И. Ленина. Пользуясь своим положением, он многое сделал для помощи своим коллегам в годы Гражданской войны. Так, после ареста некоторых служащих Румянцевского музея, где продолжал работать Яковлев, только его личное ходатайство к Ленину помогло их освободить. Вот как этот случай описывает Ю.В. Готье: «Вчера были, между прочим, арестованы кадеты, собравшиеся в кадетском клубе: в том числе З.Н. Бочкарева и Юрьев, служащие в нашей Румянцевской библиотеке. Сегодня Яковлев был у Ленина для их освобождения и, кажется, добился успеха. Характерен разговор, который, как передал Яковлев, произошел между ними. Ленин: „Мы арестовали людей, которые будут нас вешать“. Яковлев: „Не эти, а другие будут вас вешать“. Ленин: „Кто же?“. Яковлев: „Это я вам скажу, когда будете висеть“»[955]. Он неоднократно решал вопросы элементарного снабжения Румянцевского музея[956], помогал различным деятелям культуры. В частности, ему обязаны: философ И.А. Ильин, которого, благодаря настойчивым просьбам Яковлева, выпустили из ЧК, а также друг-историк Бахрушин, освобожденный путем личного ходатайства Яковлева перед Лениным[957]. Приходилось искать защиты и для собственного отца, который сталкивался с неприятностями в Симбирске.

По словам Е.В. Пчелова, О.М. Медушевская вспоминала, что в научной среде ходило своеобразное предание об одном разговоре Ленина и Яковлева. Якобы Владимир Ильич спросил у историка, к какой партии тот принадлежит. Тот ответил, что ни к какой, но ближе всего ему идеи партии кадетов. «Какая жалость, – сказал Ленин, – я-то думал, что вы хотя бы социал-революционер!».

Несмотря на покровительство Ленина, в Москве из-за нехватки продовольствия жить становилось все сложнее и сложнее, поэтому в августе 1919 г. Яковлев со своей семьей переехал в Симбирск к отцу[958]. После отъезда Яковлева Готье записал в дневнике: «Одним другом и умным собеседником меньше»[959]. Два года историк жил на два города – Симбирск и Москву. Он бы переехал и раньше, но боялся бросать Румянцевский музей, который нередко защищал от произвола новых властей[960].

В родном городе он получил должность директора Чувашского института (вскоре переименованного в Чувашский ударный институт народного образования). Как отмечал в своем дневнике друг отца Яковлева, А.В. Жиркевич, историк столкнулся с массой проблем в организации учебного процесса. «Он с головой погружен в разные чувашские дела административно-хозяйственного свойства и, по его словам, терпит много неприятностей – в благодарность за свои хлопоты и труды – от разных хамов, и советских и чувашских»[961]. Возможно, что интенсивная работа была попыткой отвлечься от происходящих событий, помогающей пережить разруху страны. По свидетельству А.В. Жиркевича: «На вопрос отца, верует ли он в возрождение России, Алексей Иванович с сердцем ответил ему: „Папа! Никогда не задавай мне такого вопроса! Когда я утрачу всякую веру, то убью себя и детей, чтобы они не страдали напрасно“». Но тут же приписано: «Старик всерьез боится, что сын его исполнит такую угрозу»[962]. Видимо, и Яковлев нередко приходил в отчаяние и впадал в пессимизм. В дневнике Жиркевича осталась и характеристика историка: «А.И. Яковлев – человек удивительной доброты, а вместе с тем и житейской практичности»[963].