Книга вызвала закономерный интерес в среде профессиональных историков. Обстоятельную рецензию на нее написал А.Е. Пресняков. Он согласился с мнением Веселовского о том, что «полицейская власть землевладельца» предшествовала закрепощению крестьян[1104]
. Но вот основную концепцию автора рецензент не принял. В его понимании, решение Веселовским вопроса генезиса иммунитета приводило к отрицанию феодализма вообще и заменой его понятием «вотчинного режима». С его точки зрения, в своем исследовании Веселовский рассмотрел проблему статично, не делая различий между ранними формами вотчинного землевладения и эпохой развитого крепостничества. Пресняков обоснованно считал, что «такая чрезмерная широта понятия „вотчинный режим“, объединяющая в одном определении многовековую эволюцию, научно бесплодна, даже определенно вредна»[1105]. Бездоказательным Пресняков считал и мнение о княжеских пожалованиях как главном источнике иммунитета. Он поддерживал ту точку зрения, по которой иммунитет – это следствие, а не причина формирования феодального землевладения[1106]. Заметим, что данное представление в советской и современной историографии стало практически общепризнанным. Критику концепции Веселовского поддержал Б.Н. Тихомиров, вставший на сторону А.Е. Преснякова[1107].В то же время Бахрушин весьма лестно отозвался и о работе Веселовского, и о его концепции. Он писал: «Трудно дать более яркую картину феодального расчленения общества, хотя автор нигде не употребляет слово „феодализм“. Ценность этих наблюдений заключается в том, что Веселовский заполняет свою схему конкретным материалом, материалом свежим, до сих пор не использованным, частично даже и неизвестным»[1108]
.Несмотря на отдельную критику, Веселовский в дальнейшем сконцентрировался в своих исследованиях на обосновании концепции вотчинного режима. В статье «Отмена Юрьева дня» историк указал на то, что, с его точки зрения, анализ закрепощения крестьян через призму эволюции вотчинного режима является крайне перспективным[1109]
. Эта идея получила развитие в небольшой статье, написанной в 1929 г., но так и не увидевшей свет. Веселовский категорически отрицал безуказную теорию закрепощения крестьян. Он отметил, что ссуды крестьянам давались редко, поэтому и не могли стать источником крепости. Но главная причина несостоятельности данной теории заключалась в том, что кроме закабаления существовало большое количество других путей юридического оформления ссуды[1110].Историк увязал развитие иммунитета с прикреплением крестьян. В его понимании: «Ответственность землевладельца за своих крестьян была чрезвычайно важным фактором развития крепости»[1111]
. Причем эта зависимость была обоюдной: если землевладельцы отвечали за своих крестьян, то крестьяне отвечали перед землевладельцами. В интересах землевладельцев было создать такой режим, при котором нести эту ответственность было бы проще, т. е. крепостничество. Во время Ивана Грозного государство вынуждено было идти навстречу землевладельцам, поскольку страна была разорена Ливонской войной и опричниной, а содержать войско и чиновничий аппарат было не на что[1112]. Укажем, что схожую концепцию предложил Яковлев в своей монографии «Приказ сбора ратных людей». Очевидно, что его идеи повлияли на Веселовского.Конкретно-исторические исследования вновь подтолкнули историка к методологической рефлексии. Важнейшие мысли, посвященные технике исторического исследования, находим в дневниковой записи Веселовского, датированной 21 ноябрем 1928 г.[1113]
Историк недавно опубликовал небольшую монографию «К вопросу о происхождении вотчинного режима» и приступил к написанию книги «Феодальное землевладение Северо-Восточной Руси», труда, ставшего для него итоговым. Работа над столь сложной темой заставила ученого вновь обратиться к осмыслению проблем ремесла историка. В самом начале Веселовский отмечает, что ученый должен избегать как «симплификации» (упрощения) прошлого, так и «беспомощного эклектизма». Для этого необходимо «большое напряжение исследовательской мысли при солидной подготовке и изучении фактов»[1114]. На его взгляд, исследователь не может представить полную картину прошлого по причине фрагментарности дошедших до нас источников. Но при этом в положении историка есть и плюсы: он может рассмотреть интересующие его вопросы в широком историческом контексте, тем самым увидев то, что не могли заметить современники. Но и здесь Веселовский пишет о необходимости осторожности: «Историк всегда подвергается опасности (искушению) объяснять и оценивать те или иные явления прошлого по результатам»[1115]. Историк как бы навязывает прошлому то, чего там никогда не было. Это может привести не только к тому, что исследователь неправильно интерпретирует исторические процессы или события, но и вообще потеряет «способность устанавливать факты прошлого».4. Московские историки и «Академическое дело»