Московская историческая школа в первой половине XX века. Научное творчество Ю. В. Готье, С. Б. Веселовского, А. И. Яковлева и С. В. Бахрушина

В 1915 г. из печати вышел первый том, а в 1916-м – второй. Первый том печатался целых пять месяцев из-за неудачной брошюровки, и, по свидетельству Веселовского, за это время он внес много дополнений и исправлений во второй том. Отсюда те несогласованности, которые встречаются в книге[507]. Заканчивая монографию, историк находился в подавленном состоянии. Причиной тому была не только затраченная энергия на написание столь капитального исследования, но и сомнение, что в условиях военного времени книга окажется уместной[508].

Исследователь вложил в труд много сил. В предисловии к книге Веселовский прямо относил себя к продолжателям таких специалистов по истории финансов допетровской Руси, как В.И. Сергеевич, А.С. Лаппо-Данилевский, П.Н. Милюков, И.Н. Миклашевский, М.А. Дьяконов, Н.А. Рожков и Ю.В. Готье. Несмотря на целый ряд предшественников, автор утверждал, что в изучении проблемы «не все было благополучно: некоторые вопросы не были поставлены совсем, другие – только поставлены, третьи разрешены не всегда правильно»[509].

Отличительной чертой книги Веселовского стало отсутствие предварительного историографического обзора. Сам автор объяснял это следующими соображениями: «Излагая свое исследование, я старался избегать полемики и не находил нужным делать обзоры литературы предмета. Полемика по отдельным вопросам казалась совершенно ненужной во всех тех случаях, когда я основывал свои выводы на новых источниках… Поэтому я излагал и обсуждал существующие в литературе мнения только тогда, когда это представляло методологический интерес или было полезно для более ясного обсуждения и освещения вопроса. Что касается обзоров литературы предмета, то присутствие их в исследовании по первоисточникам мне представляется неудачным и нежелательным подражанием далеко не лучшей стороны германской научной литературы. Такие обзоры необходимы в учебниках и справочных изданиях, иногда уместны в сочинениях на ученые степени… но совершенно излишни в исследованиях по первоисточникам, предназначенных для читателя уже знакомого с литературой предмета»[510]. Данное утверждение весьма важно для понимания всего творчества Веселовского: оно объясняет систематическое отсутствие историографических введений в его исследованиях. Более того, в нем ученый отчетливо расставил акценты в своем понимании научности: приоритет должен отдаваться источнику, а не мнению других историков. Симптоматична в этом смысле рецензия Веселовского на книгу М.А. Островской. В ней ученый критиковал автора (кстати, первую женщину, защитившую диссертацию по истории в Петербургском университете) за увлечение научной полемикой: «…В своем изложении она постоянно отправляется от критики, сопоставления, одобрения или отрицания чужих взглядов, а не от существа вопросов и не от того огромного количества фактов, которое она собрала»[511]. Приходится признать, что в данном вопросе, как показала практика, выдающийся историк оказался глубоко не прав. Историографический обзор является неотъемлемой частью стандарта научности, позволяет сориентироваться в массе литературы, что очень важно даже для искушенного читателя-профессионала.

Отсутствие историографического обзора осложняет задачу вписать книгу о сошном письме в историографический контекст. Поскольку Веселовский отказался дать такой обзор, то постараемся хотя бы частично восполнить этот пробел. В исторической науке к началу XX в. не сложилось единого мнения о сущности сохи как налоговой единицы и сошного письма. Так, по мнению В.О. Ключевского, соха – это «податная единица, заключавшая в себе известное число тяглых посадских дворов или известное пространство тяглой крестьянской пашни»[512]. П.Н. Милюков различал в истории сохи два периода: до половины XVI в. и последующий. С его точки зрения, в первый период соха не имела точного земельного эквивалента, а определялась количеством труда[513]. В своей работе, посвященной истории сельского населения, М.А. Дьяконов указал на значение сошного письма в закрепощении крестьян[514]. Известный историк-юрист В.И. Сергеевич, в целом, присоединился к мнению Милюкова о переходе сохи от посильности обложения к разверстке по земле. При этом он признавал условность посошного обложения, отсутствие четкой фиксации этого налога[515]. Другого взгляда придерживался И.Н. Миклашевский. Он полагал, что по мере развития российской государственности сохи в разных частях страны унифицировались[516]. Таким образом, приходится констатировать неопределенность представления в исторической науке о системе сошного обложения.

Веселовский выбрал предметом своего исследования период развития сошного письма с конца XVI в. по 30–40-е гг. XVII в. Нижняя граница определялась кризисом сошного обложения, а верхняя – тем фактом, что после этого сошное письмо застыло в своей эволюции и постепенно сдало позиции подворному обложению[517].