Московская историческая школа в первой половине XX века. Научное творчество Ю. В. Готье, С. Б. Веселовского, А. И. Яковлева и С. В. Бахрушина

Помимо генеральной концепции, в монографии существует еще немало любопытных наблюдений. Так, касаясь чрезвычайных налогов, С.Б. Веселовский категорически не соглашается с мнением П.Н. Милюкова об особом пути развития русской финансовой системы, которое вписывалось в так называемую «теорию контраста» последнего. По мнению Милюкова, в отличие от Европы, где прямое обложение занимало главенствующую роль, в России казна пополнялась за счет чрезвычайных сборов[529]. Веселовский на новом материале и путем сравнения податных систем России и Западной Европы (помогли фундаментальные знания, приобретенные в ходе работы над кандидатским сочинением) опроверг это мнение. Он показал, с одной стороны, что значение прямых налогов в государственном бюджете Московского государства было велико, а с другой – указал на большое значение чрезвычайных в европейской истории[530]. Таким образом, в работе есть элементы и сравнительно-исторического исследования. Более того, Веселовский, видимо, не соглашался с радикальным размежеванием отечественной и европейской истории. Любопытно отметить и то, что, с точки зрения Веселовского, поместное землевладение в России долгое время носило «прекарный характер», что сближало его с европейским.

Нестандартную трактовку историку удалось предложить и по проблеме так называемой «живущей чети», впервые открытой еще А.С. Лаппо-Данилевским. Веселовский считал, что это окладная единица, носящая, по мнению большинства историков, переходной характер от «сохи» ко «двору», на самом деле не была самостоятельной единицей, а только техническим усовершенствованием сохи. «Главная цель дворовой чети состояла не в каких-либо новшествах, а в обновлении и сохранении разрушавшегося сошного письма»[531].

Появившаяся книга интересна в первую очередь филигранной источниковедческой работой и высокой концентрацией фактического материала. Веселовский крайне осторожно делал какие-либо выводы концептуального свойства. Сам автор отмечал свою скрупулезную работу над источниками: «…Некоторые места, особенно во втором томе, представляют очень сложную комбинацию различных методов мышления и исследования»[532]. На монографию поступило множество отзывов, как официальных, так и неофициальных. Начнем с первых.

По выходу первого тома появился один отзыв, во многом формальный, поскольку научная общественность ждала выхода книги целиком. В нем К.В. Кудряшов писал, что «книга интересна для специалиста» и «богата содержанием», а «некоторые наблюдения… весьма любопытны»[533]. Серия рецензий появилась после публикации второго тома. Первым появился отзыв в библиографическом обзоре в «Исторических известиях», написанный Готье. Несмотря на критику Веселовским его работы «Замосковный край…», тон обзора был спокойный, а монография названа «крупным исследованием»[534].

А вот рецензия М.М. Богословского стала резкой и вскоре приобрела скандальный оттенок. Рецензент обвинял Веселовского в сумбурности изложения материала, отсутствии какой-либо системы и последовательности[535]. «Составление книги требует некоторого искусства архитектоники – и вот этим искусством автор не в достаточной мере владеет… Его книга… ряд довольно случайно сцепленных между собой частей»[536]. Не было, по мнению Богословского, продумано и само понятие сошного письма, что привело к размытости предмета анализа. Он признавал, что Веселовский «большой знаток приказного делопроизводства XVII в.», но в то же время автора рецензии не удовлетворял тот факт, что Веселовский, «пользуясь архивными данными, не всегда руководствуется чувством меры, приводит чрезмерное количество фактов, громоздит их один за другим и этим затемняет основные нити своих рассуждений и крайне затрудняет для читателя усвоение главной мысли»[537]. Более того, Веселовский, по словам Богословского, настолько увлекается делопроизводственными документами, что начинает писать языком дьячков. Негативную реакцию вызвала и нарочитая «неконцептуальность» монографии: «…Способность нашего автора вживаться в приказную обстановку XVII века нередко мешала ему усвоить более высокую точку зрения и более широкий взгляд на исследуемые явления, и он смотрит на них сквозь узенькое оконце приказной хоромины XVII века»[538]. И еще: «Сопоставляя исследование г. Веселовского с актами, которые он присоединяет к исследованию в виде приложений, можно сказать, что обеим этим работам автор дает неправильное взаимоотношение. На самом деле не акты писцового дела служат приложением к книге, а книга… имеет значение комментариев к изданным актам писцового дела»[539].