Московская историческая школа в первой половине XX века. Научное творчество Ю. В. Готье, С. Б. Веселовского, А. И. Яковлева и С. В. Бахрушина

В своей книге Веселовский скрупулезно изучил все аспекты эволюции сошного письма. Он выяснил механизм сбора информации писцами (чего не удалось Готье), заново проверил данные писцовых книг. Как пишет современный исследователь творчества Веселовского В.Д. Назаров, приемы анализа данных писцовых книг включали следующие приемы: а) определение типа книг; б) установление подлинности; в) определение места и времени копирования списков; г) «оценка степени сохранности и полноты»; д) установление процедуры описания; е) конкретный ход описания; ж) определение особенностей деятельности каждой группы писцов; з) «определение особенностей фиксации писцами различных цифровых данных»; и) «выявление других делопроизводственных материалов деятельности писцов»; к) сопоставление данных писцовых книг с другими источниками[518]. Стоит отметить, что такой источниковедческий подход можно назвать системным, и он был более сложным, нежели предложенный предшественниками Веселовского, в частности Готье.

По итоговым заключениям автора, сошное письмо представляло собой безусловный кадастр, причем более совершенный, чем последующие подворные и подушные налоги. Но вывод историка о степени репрезентативности писцовых книг как исторических источников был неутешителен. В отличие от Рожкова и Готье, признававших бо́льшую или меньшую объективность писцовых данных, Веселовский доказывал, что соха определялась не количеством земли, а «посильностью», т. е. возможностью платить налоги[519]. А «посильность» – категория априори субъективная. Такой вывод объективно приводил к признанию того, что все данные источников условны. «Посильное тягло имеет определенно выраженный субъективный характер: обложению подлежат не земли и угодья, не животы, не торги и промыслы и т. п., … а индивидуальная тягловая сила тяглеца-хозяина. „По человеку глядя“, „по людям“ – вот самое краткое и определенное выражение идеи индивидуально-посильного тягла»[520]. Несмотря на признание сошного письма кадастром, выводы Веселовского, по справедливому замечанию Л.В. Милова, «сводятся в сущности к отрицанию писцовых книг XVII в. как поземельного кадастра, как исторического источника, регистрирующего площадь важнейших сельскохозяйственных угодий»[521]. По наблюдениям Веселовского, в сошном письме переписчики в большинстве случаев ориентировались на «мирские расклады», т. е. норму податей, установленную самим миром. Это не позволяло сформировать единый общегосударственный кадастр. «…Сошное письмо должно было выполнять назначение, вообще не свойственное кадастровому обложению, должно было служить эластичной основой для изменчивого в большей части обложения»[522]. Государство предпочитало определять подати не с отдельных людей, а с мира, гарантируя тем самым налоговые поступления. В этом случае обложение приобретало отчетливый групповой характер. Таким образом, одной из новаторских идей исследования была мысль о том, что сошный оклад был «надстройкой» над мирским окладом.

Веселовский признавал сошное письмо вполне эффективной системой обложения. Но что же тогда привело к упадку сошного письма? Причины этому виделись автору в росте государственного аппарата, нужды которого сталкивались с интересами общества[523]. «Правительство с течением времени все более и более склонялось к тому, чтобы понимать посильное в смысле наивыгоднейшего для казны, но не разорительного для тяглецов тягла, а с другой стороны – развитием прямого обложения было вынуждаемо к внесению в окладное дело большего однообразия и объективных оснований»[524]. Заметим, что решение проблемы в духе акцентирования внимания на конфликте власти и общества, в общем-то, укладывалось в идейную «сетку» Московской исторической школы, где эта тема являлась одной из центральных. Договорные основания сошного письма противоречили государственному стремлению к унификации всех сторон жизни. Важнейшей причиной упадка сошного письма стало развитие служилого землевладения. Частный землевладелец был заинтересован в получении максимальной прибыли с земли, а этому противоречил принцип посильности обложения. Таким образом, сошное письмо разрушалось сразу с двух сторон: «Казна развивает общегосударственное обложение, сглаживая постепенно местные особенности тягла, и стремится приводить на место невыгодных ей государственных отношений принудительность обложения, а землевладельцы разрушают старину с точки зрения своих интересов и, развивая личное закрепощение крестьян… стремятся заменить договорные отношения хозяйственной зависимостью»[525].

Признаки упадка сошного письма автору виделись в следующих явлениях: уменьшение сошных окладов[526], попытки государства найти другие источники дохода[527], «неудача правительства в попытке создать общегосударственную окладную единицу»[528].