Московская стена

Голдстон, проглядев вырезки, вернул папку Кнеллу. Он не понимал, зачем тот дал ему взглянуть на этот ужас. Еврокомиссар забросил папку обратно в стол. Подмигнул ему.

– Йоп дер Сар. Старый друг канцлера. Я случайно узнал, что свой срок за поджог он отсидел не у себя на родине, а в Германии, где учился в университете Гамбурга на факультете искусств. Мне сразу стало интересно, где и как они с канцлером познакомились. Тот, согласно официальной биографии, никогда не имел отношения ни к Гамбургу, ни к искусству. И знаешь, что я скажу тебе, Джон? Бумажная пресса это большое благо! Интернет легко зачистить за неделю, а вот собрать и уничтожить все сохранившиеся экземпляры газет начала века не выйдет. Оба дела были громкие, о них много писали… Да, благодаря каким-то мерзавцам эти ксероксы утекли наружу и попали там в руки хакеров. Дальше – дело техники. Рассылка на миллионы адресов из всевозможных баз данных. Партии спасения Европы, похоже, придется серьезно заняться спасением своего имиджа. Насколько я знаю, в ближайшее время канцлер должен объявить об отставке. Нас ожидают досрочные выборы.

Голдстон медленно присел обратно на стул. Похоже, до сегодняшнего дня он совсем не знал сидящего сейчас напротив него человека.

– И?

– Новых людей проще привести к власти в одной упряжке с яркой идеей. Твоя плазма позволит убить сразу двух зайцев. Во-первых, это прекрасный повод закончить войну в России. Во-вторых, шанс всего лет за десять построить совершенно новую экономику. Можно поместить на предвыборный плакат то самое фото кратера в тайге. И подпись – «Выбирайте – война или мир?»… Понимаешь теперь, что ты натворил?

Голдстон увидел перед собой сложный, многоходовый план Кнелла в виде расставленных по бесконечной шахматной доске живых фигур. Канцлер, Быков, Свенссон, Йоп дер Сар. Сам он тоже участвовал в игре с самого начала. Пешка, которая добралась до края света и стала там ферзем.

– Пойдете в политику?

– Не обязательно я сам. Главное – придумать. Озвучить – это уже второе дело. Посмотрим.

– План великолепный. Очень надеюсь, что все получится. Иначе, если вы помните теорию Быкова, история не простит нас.

Они опять посмеялись, Кнелл все-таки раздобыл в каком-то своем очередном ящике бутылку коньяка и залпом выпил грамм сто темно-золотистой, пахнущей совсем не берлинской жизнью жидкости.

– За историю, Джон! Не переживай, мы будем держаться за этот шанс обеими руками. И ногами тоже. Как обезьяны… О чем там мечтает Быков? Межзвездная экспедиция? Не хочешь полететь к звездам? Нет? А я вот страсть как хочу в космос. Все тут опротивело, миллионы толкутся вокруг… К тому же в космосе холодно безо всяких кондиционеров. Меня так замучила эта жара, если б ты знал… Кстати, как поживает наш физик? Как ему Берлин?

Очутившись в Берлине, физик стал похож на улитку. Замкнулся в себе, все время отмалчивается, даже почти не пьет.

– Быков в порядке. Немного, правда, хандрит. Кажется, все-таки боится, что мы их обманем. Все чертежи и описания он оставил с Казаковым в Новосибирске. Я, если честно, не настаивал.

Кнелл плеснул себе в стакан еще немного. Кажется, был в настроении.

– Порадуй его. Если все пойдет по плану, скоро у них будет очень много работы. Построить целую новую энергетику! Как тебе задачка? Думаю, сразу после выборов мы обсудим с правительством в Новосибирске наш интерес в этом. Предложим любую помощь… Хотя, скорее, это уже будет правительство в Москве. Помяни мое слово, Россия снова отстроится заново, найдет свое очередное воплощение. Хочется, конечно, чтобы оно было похожим на твой Город Солнца, да? Но никогда не угадаешь, что русские возьмут себе в голову построить на этот раз… Предсказать в России можно только одно: ее всегда спасает чудо.

Голдстон, спохватившись, раскрыл портфель, достал «Войну и мир», которая вместе с ним совершила путешествие от Москвы до Сибири.

– Спасибо за книгу, герр комиссар. Там, в самом деле, нашлись ответы на все вопросы.

Из здания Министерства вооружений, серо-стальной крепости на Вильгельмштрассе, выстроенной когда-то извергом Герингом, он вышел покачиваясь, словно пьяный. Казалось, смысловая жизнь, данная ему от рождения, только что закончилась. Число возможных в ней событий, мыслей, людей полностью исчерпало себя за четырехмесячное путешествие в Россию. Но при том физиологически все продолжалось как прежде: сердце рутинно перегоняло кровь по венам, мышцы сокращались, мозг создавал картинку реальности. Что делать дальше? Чем заполнить свое существование? Сима ждала его на скамейке в парке напротив. Сидела и смотрела себе под ноги, на преждевременно умершие от жары, свернувшиеся в бесчисленные свитки листья каштанов. Совсем не видела, как Голдстон, подходя все ближе, внимательно и с удовольствием разглядывает ее. Рассыпавшиеся по белому, легкому платью волосы. Наклоненный вниз веснушчатый, кажущийся детским, профиль. Загорелую ладонь, плотно сжавшую нагретую доску скамейки.