Московские стрельцы второй половины XVII – начала XVIII века. «Из самопалов стрелять ловки»

После первых же поражений русской армии медные деньги стали стремительно обесцениваться. Рост цен, инфляция национальной валюты вместе с увеличением количества фальшивых денег стали вескими причинами для народного возмущения.

Московские стрелецкие приказы в дни восстания изначально были на стороне правительства. К. В. Базилевич объяснял это тем, что царь, напуганный событиями 1648 г., позаботился о своей личной охране и увеличил количество стрелецких приказов. Приверженность московских стрельцов царю К. В. Базилевич аргументировал традиционной близостью стрельцов к монарху и привилегированным положением[445]. В данном случае возможна определенная коррекция приведенной точки зрения.

Прежде всего царь увеличил количество московских стрелецких приказов накануне войны с Польшей. Что касается личной охраны царя, то, помимо стрельцов, у Алексея Михайловича хватало телохранителей. Рынды, жильцы, стольники и т. д. надежно оберегали особу государя. Стрельцы также несли караулы во дворце и в Кремле, однако главным их назначением была не охрана, а война.

Преданность московских стрельцов царю объясняется не только почитанием в особе монарха священного символа государства, помазанника Божия и т. д. Как и во время Соляного бунта, московские стрельцы защищали царя – источник своего благополучия. По царскому указу стрельцы получали денежное жалованье хлебом, т. е. зерном по эквивалентной цене, помимо положенного им хлебного жалованья[446]. Таким образом, денежная реформа коснулась стрельцов незначительно. Московские стрельцы находились в финансовом благополучии, более того, по данным В. И. Буганова, в некоторых слободах чеканили фальшивую медную монету[447].

В день восстания, 25 июня 1662 г., события развивались стремительно. Московский стрелец Стремянного приказа Якова Соловцова Кузьма Нагаев увидел и публично зачитал некий документ – «письмо», содержавшее жесткую критику авторов денежной реформы. Позже Нагаев признавался, что был изрядно пьян, однако от жестокой казни это его не спасло. Попытка двух дьяков отобрать «крамольную грамоту» у собравшихся людей вылилась в бунт. Толпа мятежников, разгромив дома бояр и купцов – разработчиков монетной реформы и советников царя, двинулась в Коломенское, где находился Алексей Михайлович с семьей. Царю потребовалось большое личное мужество, чтобы одному, без охраны говорить с восставшими и уговорить их покинуть Коломенское. Телохранители царя и стрельцы Стремянного приказа в это время готовились оборонять семью царя в коломенском дворце. С уходом толпы у царя появилось время. В Коломенское были стянуты практически все военные силы, которые удалось собрать, – несколько стрелецких приказов, солдатских и рейтарских полков. Когда восставшие возвратились в царскую усадьбу, то попали в засаду – стрельцы и солдаты с одной стороны, а рейтары с другой зажали бунтовщиков в «клещи» и погнали к реке. Небезынтересен тот факт, что на стороне восставших находились и московские стрельцы – всего, по данным В. И. Буганова, 33 человека из разных приказов: «Из них шестнадцать были из приказа И. Монастырева, восемь – из приказа А. Лопухина, другие – из приказов Б. Бухвостова, А. С. Матвеева, Г. Астафьева, Г. Аладьина, М. Ознобишина, Я. Соловцова…»[448]. Если подсчитать примерную численность упомянутых приказов (от пятисот человек в подразделении) и сравнить с числом стрельцов-бунтовщиков, то получится следующее соотношение – тридцать три «вора» на примерно шесть и более тысяч лояльных правительству стрельцов. Кто же были эти тридцать три недовольных? Возможно, это были обнищавшие, задолжавшие люди, представители стрелецкой бедноты. К сожалению, пока не обнаружено никаких данных о причинах выступления этих людей против правительства и их имущественном положении. Тот же Кузьма Нагаев, хоть и служил в элите элит – Стремянном приказе, в злополучное утро восстания находился не со своим приказом в Коломенском, а в московском кабаке.

Интересно, что количество солдат «нового строя» – участников восстания значительно больше, чем московских стрельцов, тем более это были солдаты Первого Выборного полка Аггея Шепелева. Выборные полки комплектовались из детей боярских, беспоместных дворян, городовых казаков и черносошных крестьян. Выборные солдаты считались по своему социальному положению выше стрельцов (или равными, если Выборные солдаты были не из дворян и детей боярских, а из дворцовых крестьян и т. п.). В официальных документах, содержащих описание состава воеводских полков и т. п. войсковых соединений, Выборные полки упоминаются раньше московских стрельцов, сразу после дворян[449].

2. Московские стрельцы и восстание Степана Разина