Интересно, что столь критикуемые бравым шотландцем московские стрельцы в ходе сражения показали себя более чем достойно, и Гордон не счел нужным привести ни одного слова критики. Возможно предполагать, что все нападки Гордона на стрельцов и Ромодановского были сделаны с целью поднятия своего авторитета в разгоревшейся внутриполитической драме начала 80-х гг. XVII в. Если обратить внимание на текст «Дневника», то Гордон постоянно кого-либо критиковал. Московские стрельцы, воевода Ромодановский, украинские казаки, московские дьяки, даже офицеры его собственного, Бутырского выборного полка, словом, все те, кто имел несчастье стать соперниками Гордона в гонке за славой и чинами, были подвергнуты мстительным шотландцем всяческому осуждению. Поэтому судить о справедливости упреков полковника по отношению к московским стрельцам следует крайне осторожно.
6 августа один из приказов московских стрельцов был переброшен в крепость для усиления гарнизона и участия в вылазке, устроенной Гордоном: «Засим бояре прислали ко мне шесть полковников с их региментами, всего не более 2500 человек, и 800 стрельцов под командой подполковника, с приказом сделать вылазку…»[429]
. Вылазка оказалась неудачной, «наши солдаты наступали очень вяло, офицерам даже пришлось гнать их силой. Мало кто проник в ров, да и те вернулись, ничего не добившись и ни разу не подойдя к галерее, причем потери были больше, чем если бы они взялись за дело решительно…»[430]. Как случилось, что Гордон, имевший в это время всю полноту военной власти в гарнизоне (после смерти окольничего И. И. Ржевского), спланировал неудачную вылазку?Первоначальный план вылазки, необходимой штабу Ромодановского для отвлечения турецких войск от развертывания русско-казацкой армии, предполагал использование всех передислоцированных в крепость сил, т. е. почти трех тысяч человек, в одновременной атаке из трех точек обороны отрядами по тысяче солдат[431]
. Но Гордон пропустил день, в течение которого турки, по его словам, «преуспели» в продвижении своих траншей к городу и значительно усилили свои позиции, сделав возможную вылазку проблематичной[432]. Генерал созвал военный совет, в ходе которого «встретил весьма прохладную готовность на столь опасные замыслы…»[433]. Офицеры гарнизона с большим скепсисом отнеслись к идее своего нового коменданта вести людей на убой ради того, чтобы «подготовить… солдат к более важным предприятиям и показать туркам, что и с таким сильным подкреплением, какое обрели в городе, мы не будем сидеть праздно и не дорожим жизнью; также и для того, чтобы не обмануть ожидания бояр в такой попытке…»[434]. Иными словами, храбрый шотландец упустил время, переложил ответственность на решение о вылазке на военный совет, и, в результате, организовал даже не вылазку, а демонстрацию, причем лишь половиной выделенных для этого сил: «мы отрядили на вылазку половину из условленного накануне числа…»[435]. Штурмовые группы, выступившие, как и было запланировано, из трех точек обороны города, насчитывали суммарно 1500 человек, примерно по пятьсот человек в каждой группе. Естественно, они ничего не могли добиться такими силами, но зато Гордон мог рапортовать о проведенной вылазке. Ввиду явной неудачи вылазки Гордону было приказано вернуть в распоряжение воеводы незадействованные подразделения, однако комендант отказался, опасаясь генерального штурма[436]. Чигиринская крепость вместо того, чтобы сковывать османов, стала сковывать собственную армию. Гордон просил подкреплений, но вести активную оборону не хотел, ссылаясь на трусость гарнизона[437].На этот казус впервые обратил внимание В. Каргалов[438]
в 1990 г., но в своей работе «Московские воеводы XVI–XVII вв.», повторяющей книгу «Полководцы XVII в.», он убрал критический по отношению к Гордону фрагмент текста. Возможно, это связано с тем, что работы Каргалова носили научно-популярный характер, в силу чего научное сообщество не сочло выводы исследователя заслуживающими внимания и подвергло их жесткой критике. В сопроводительной статье к публикации «Дневника» Д. Г. Федосов однозначно выводил Гордона героем, а Ромодановского – виновником оставления Чигирина[439]. Ни о каких противоречиях в тексте «Дневника» Федосов не упоминал. Таким образом, Гордон был возведен в ранг канонического героя Чигирина без каких-либо недостатков, с чем вряд ли возможно согласиться.