Московские сумерки

– Извините, очень толкают, и я… – тут он ничего и выговорить не смог, а лишь уперся руками в наседавшую толпу. – Вам нравятся мои картины? Они хороши и сравнительно дешевы.

Он оперся одной рукой о стену, чтобы обернуться к Мартину и в то же время защитить свои творения от напора. Он оказался совсем рядом – всего в полуметре от Мартина, изо рта его несло запахом лука и чеснока.

Мартин отступил на пару шагов.

– Интересные работы, – промолвил он.

– Интересные? Да они прекрасны!

– Это вы написали их?

– Я? – он даже рассмеялся. – Да ведь это все написано мною!

И он обвел свободной рукой вокруг. Из-под его руки Мартин сумел увидеть целую галерею портретов большегрудых женщин, заполонивших тесный Арбат.

– А это тоже ваша работа? Художник снова рассмеялся:

– А это рисовала моя подруга-художница. Автопортрет. Как это вы называете по-английски?

– Полупортрет. Не слишком отличается от слова «автопортрет».

– Полупортрет. Это точно ее лицо.

– Сколько?

Художник оценивающе оглядел Мартина, будто настоящая цена была написана на его лице.

– Пятьсот рублей.

Он назвал цену как-то неуверенно, почти вопросительным тоном:

– Пять сотен.

– Пять сотен? Слишком дорого.

Художник скривил недовольно губы и произнес, понизив голос:

– У вас есть доллары? Могу уступить за полсотни баксов.

Несмотря на деловой тон, взятый художником, его запрос не был чрезмерным: десять рублей за доллар обычно предлагали валютчики на улице. Однако операции с валютой в любом месте, кроме Внешторгбанка, являлись нарушением закона, а Мартину совсем не хотелось совершать какие-либо преступления экономического характера, поэтому он ответил:

– Нет, долларов у меня нет. Только рубли. Художник пожал плечами:

– Ну, а сколько же вы дадите?

Мартин на минутку задумался. Он очень хотел купить картину, но еще больше – получить информацию.

– Не знаю, право… а нет ли у вас еще таких же?

– Нет, эта единственная.

– Ваша подруга нарисовала всего один автопортрет? Большинство женщин любят рисовать себя.

Художник лишь рассмеялся.

– А она не большинство. Да, она нарисовала еще один автопортрет. В голубых тонах – такой, какой себя ощущала в тот момент, как она объяснила. Но он уже продан.

– Плохо. Вы его сегодня продали?

– Нет. Она его сама продала. Давным-давно.

– А не знаете ли, кто его купил?

– Нет. По-моему, какой-то американец. Вы сами-то американец?

– Да.

– Может, вы знаете его?

– Америка – страна большая.

– Хотя не такая большая, как Советский Союз. За четыре сотни берете?

Мартин посмотрел на пустые глазницы портрета, а в глаза продавца заглянуть не решился.

– Неплохо было бы иметь оба портрета: один в голубом тоне, а другой в красном, – сказал он.

– Вам она нравится, а? А если увидите ее в натуре, захотите купить сотню ее картин.

– Может, она сама продаст их?

– Она их не продает, только в исключительных случаях. Она художница.

– Ну и что? Вы же тоже художник, а картины-то продаете.

Продавец ухмыльнулся и ответил:

– Вы правы, но я еще и бизнесмен. Она же в бизнесе ничего не смыслит. Если бы она попыталась жить продажей картин, ей и на хлеб не хватило бы. Ей бы не продать ни одной, если бы не я… – он вновь оттолкнулся рукой от стены. – У каждого своя роль в жизни: она рисует, я продаю.

Резким взмахом руки он подчеркнул, что торговать она не может.

– Вообще-то она актриса. Ха! Если хотите посмотреть на нее, приходите в театр в эту субботу. Это театр-студия на Юго-Западе. Она будет играть роль жены Мольера. Скажите ей, что я продал вам картину. Всего за триста рублей.

– Она знает английский?

– Нет. Но, может, вы говорите хоть немножко по-русски? Или возьмите переводчика.

– На картине нет подписи. Подскажите ей, что нужно подписывать картины, если она хочет выручать за них большие деньги.

– Большие деньги? И он еще называет триста рублей большими деньгами? Я знаю, что такое большие деньги. А вы знаете, сколько зарабатывает мой двоюродный брат в Чикаго? Он все время говорит мне: «Гуго, хочешь иметь деньги, приезжай в Чикаго». Мой брат, он шофер такси, заколачивает, нет, вы только послушайте, зашибает иногда по две тысячи долларов в месяц! А вам известно, сколько получает художник здесь, в Советском Союзе? Член Союза художников? Да это же преступление – платить так мало!

– Она член Союза художников?

– Нет. А кому хочется быть его членом? Скажу вам прямо: вот я, например, зашибаю гораздо больше здесь, на Арбате, продавая картины, нежели получает «официальный» художник – член Союза. Пусть они идут куда подальше со своим Союзом. Слава Богу, что он начал перестройку, скажу вам. Ну да ладно, этой женщине нужны как раз эти деньги. Триста рублей. Или, может, у вас есть «Мальборо»? Тогда заплатите сигаретами.

– Сколько «Мальборо»? Художник задумался, подсчитывая.

– Десять блоков.