Московский поход генерала Деникина. Решающее сражение Гражданской войны в России. Май-октябрь 1919 г.

Глава 5 Боевые действия: август — сентябрь 1919 г

Начальный период операций. Приступая к рассмотрению августовского сражения, важно обратить внимание на особенности, присущие боевым действиям сторон. Во-первых, их операции носили, как правило, наступательный характер. Разыгравшиеся события на Курско-Харьковском направлении в августе 1919 г. об этом ясно свидетельствуют: в июне — июле 1919 г. армии Южного фронта потерпели ряд жестоких поражений, некоторые соединения красных были просто деморализованы и находились на грани развала. Но как только на фронте наступило некоторое затишье и советское командование сумело привести части хотя бы в относительный порядок, И. И. Вацетис, С. С. Каменев и В. Н. Егорьев стали разрабатывать наступательные планы, попытка реализации которых на практике привела к встречным сражениям.

Надо заметить, что наступательная стратегия была присуща планированию всех европейских армий, вступавших в Первую мировую, как, впрочем, и во Вторую мировую[92]. Кроме того, следует принимать во внимание, что Гражданская война в России характеризовалась отсутствием сплошной линии фронта, когда боевые действия велись вдоль шоссейных и, главным образом, железных дорог, что позволяло сторонам активно применять бронепоезда.

Во второй половине июля ВСЮР занимали широкий фронт примерно в 1200 км[93]. В это время продвижение Добровольческой армии на важнейшем оперативном направлении Белгород — Курск — Орел было незначительным: к северу и северо-западу от Белгорода правый фланг генерала В. З. Май-Маевского продвинулся примерно лишь на 20–25 км.

Значительно быстрее развивалось наступление на левом фланге армии, где действовал корпус генерала А. Г. Шкуро, преследовавший части 14-й армии красных. Вопреки директиве Главнокомандующего, требовавшего от кубанцев ограничиться выходом на линию нижнего течения Днепра, генерал А. Г. Шкуро занял Екатеринослав и продвинулся на менее важном западном направлении примерно на 200 км. Это привело к еще большему расширению фронта Добровольческой армии[94].

Количество войск у генерала В. З. Май-Маевского оставалось незначительным для обеспечения столь широкого фронта (вспомним оценку «Московской» директивы советским военачальником А. И. Егоровым, справедливо полагавшим, что размах спланированной в белогвардейском штабе операции не соответствовал имеющимся в распоряжении генерала А. И. Деникина силам).

В тяжелом положении на исходе июля 1919 г. находилась Кавказская армия. О выходе на линию Саратов — Ртищев — Балашов не могло быть и речи. Дивизии барона П. Н. Врангеля остро нуждались в пополнениях, поскольку некомплект в казачьих частях достиг громадных размеров. Полки насчитывали не более 300–400 шашек, некоторые и того меньше.

Прибывавшие на фронт ингуши и дагестанцы обладали невысокой боеспособностью: люди необучены, седел не хватало, шашек и вовсе не было. Вдобавок ко всему лошади в коннице и артиллерии были сильно измотаны. Из-за этого некоторые четырехорудийные батареи пришлось сводить в двухорудийные. Барон понимал, что в ближайшее время наступление его армии захлебнется. Более того, он имел сведения о сосредоточении в районе Саратова крупных резервов противника, готовящегося перейти в контрнаступление.

Положение усугублялось тем, что кубанское краевое правительство, имевшее крайне натянутые отношения с генералом А. И. Деникиным, фактически перестало присылать пополнения в Кавказскую армию[95]. Кубань была тыловым районом ВСЮР, и многие рядовые казаки были убеждены в неизбежной победе белого оружия, рассуждая: «Там, на фронте, и без нас справятся, сейчас посевная, работы и дома хватает…»

Донцы, освободив ко второй половине июля 1919 г. свои станицы, не стремились переносить военные действия за их пределы, в чем их не без основания упрекал генерал А. И. Деникин. Действительно, начиная с 1919 г. директивы Главнокомандующего требовали от Донской армии растяжки фронта и сосредоточения сильной группы к левому флангу на Воронежском направлении.

Это стремление, однако, разбивалось о пассивное сопротивление генерала А. И. Сидорина и его штаба. В результате Донской фронт представлял линию, наиболее сильную в центре — на Хопре, где сосредоточена была половина всей донской конницы (2-й корпус, 17 500 бойцов, из них 9700 конницы), и слабую — в лискинском районе (3-й корпус, 14 000 солдат и офицеров, из них 2200 конницы), почти исключительно пехотного состава.

Идея этого развертывания отвечала стремлению казаков удержать возможно большую часть Донской области, но она в корне расходилась с планом операции по взятию Москвы[96]. Генерал А. И. Деникин, размышляя над причинами такого положения, пришел к обоснованному выводу: «По-видимому, на донца Сидорина и российского профессора Кельчевского (начальник штаба Донской армии. — Авт.) производила сильнейший нажим психология донской казачьей массы, тяготевшей к родным хатам…»[97]