Важно отметить, что харизматическая личность не может находиться под чьим-либо влиянием. Близко наблюдавший А. И. Деникина протопресвитер Добровольческой армии о. Георгий Шавельский вспоминал: «Наибольшим влиянием на ген. Деникина пользовался начальник штаба ген. И. П. Романовский, в свою очередь, очень прислушивавшийся к „кадетам“, среди которых первую роль играли Н. И. Астров и М. М. Федотов (фигуры, совершенно лишенные качеств вождей. —
Этот же автор заметил: «К сожалению, надо сказать, что ни в гражданских, ни в военных кругах ген. Деникин особой популярностью не пользовался»[414]
.Таким образом, А. И. Деникин не являлся подлинным вождем и поэтому никак не мог ощущать себя «царем», общаясь с войсками и имея при своем «дворе» таких своенравных «подданных», как барон П. Н. Врангель, перед которым А. И. Деникину в своих письмах приходилось оправдываться. Главнокомандующий не часто появлялся перед войсками, а если и говорил с ними, то речь его, как это было в случае, описанном поручиком С. С. Мамонтовым, не могла зажечь сердца рядовых бойцов.
Большинство офицеров знали, за что воевать, нижним же чинам нужна была яркая, красочная — не важно даже, патриотического или демагогического содержания — речь внешне эффектного вождя. Но таковым А. И. Деникин не был, да и не стремился стать, заявляя в одном из писем П. Н. Врангелю: «Никакой любви ни мне не нужно, ни я не обязан питать. Есть долг, которым я руководствовался и руководствуюсь. Интрига и сплетня давно уже плетутся вокруг меня, но я им значения не придаю и лишь скорблю, когда они до меня доходят»[415]
.Однако А. И. Деникин интригам все-таки придавал значение. Именно из-за опасения стать их орудием он замкнулся в себе, стараясь общаться только с преданными военными соратниками, прежде всего с весьма непопулярным в офицерских кругах генералом И. П. Романовским[416]
.О замкнутости А. И. Деникина писал знаменитый русский писатель И. С. Шмелев, по его собственным словам общавшийся с генералом на протяжении 14 лет: «Генерал Деникин — а для меня всегда мысленно — „дорогой Антон Иванович“ — никогда не раскрывался; был всегда целомудренно немногоречив»[417]
.Это же качество отмечал в генерале о. Георгий Шавельский[418]
. Замыкаться в себе, спасаясь таким образом от интриг, — путь совершенно неприемлемый для харизматической личности, подавляющей все интриги вокруг себя, как это делал, например, преемник А. И. Деникина П. Н. Врангель. Г. Н. Раковский вспоминал, что, когда в январе 1920 г. в Тихорецкой было созвано совещание командующих армиями и руководителей донского и кубанского правительств, в адрес А. И. Деникина было высказано представителем Дона недоверие Главнокомандующему: «Сам же Деникин, оскорбленный весьма критическим отношением к своей личности, не принимал никаких мер, чтобы сгладить назревший конфликт»[419].Сложно представить вождя, не желающего стяжать любовь войск и допускавшего сплетни и интриги вокруг своего имени, обижающегося на своих политических оппонентов и не стремящегося во имя победы предпринимать решительные шаги, в том числе и силовые, для устранения всех противоречий с политическими противниками.
В этой связи показателен пример преемника А. И. Деникина на посту главкома П. Н. Врангеля, удалившего из армии всех своих критиков, в том числе и людей, чей авторитет в Белом движении стоял на высоком уровне: бывшего командующего Донской армией генерала А. И. Сидорина, его начальника штаба профессора А. К. Кельчевского, генерала Я. А. Слащева, сумевшего удержать весной 1920 г. Крым, знаменитого кубанского генерала А. Г. Шкуро.
Вообще на Юге России среди белых военачальников были офицеры, обладавшие, если можно так выразиться, локальной харизмой, то есть ограниченной масштабами отдельного подразделения. Например, полковник М. Г. Дроздовский был кумиром для своего отряда, но отнюдь не в глазах казаков, а А. Г. Шкуро таковым являлся для некоторой части кубанцев, да и то на определенном этапе борьбы, но не пользовался популярностью в армейской среде.
Таким образом, нет достаточных оснований для утверждения, что А. И. Деникин стремился к тому, чтобы быть «царем», ощущал себя им, общаясь с армией. При этом, вероятно, он действительно тяготился властью, особенно в 1918 г., когда Добровольческой армии приходилось сражаться с превосходящими силами врага, не имея надежного тыла. Тогда жизнь высших белогвардейских военачальников постоянно находилась под угрозой — в том году был убит не только Л. Г. Корнилов, но и, как мы уже упоминали, погиб генерал С. Л. Марков, был смертельно ранен М. Г. Дроздовский, едва избежал гибели или плена П. Н. Врангель[420]
.