Московское боярство

Хельг-Олег увидел, наконец, меня, и рванул что есть мочи, прямо по скопищу людей.

– Сергей! – Олег спрыгнул с коня, – То не я!.. То Болеслав!.. Сам!.. Уррррод!.. – далее последовала краткая биография боярина и его родственников, до пятого колена.

– Ты не кипятись, воевода! Остынь, успокойся, нормально всё. Сами всё понимаем.

– Я… А он!!! Вольга прискакал… Весь в мыле… Говорит, Болеслав бить тебя идёт. Я только с Новгорода, там Рюрирк… Не успел!!! – Олег переживает, причём сильно.

– Так, у тебя людей много? Давай пеших собирай, сани во-о-он туда ставьте, оружие на них, мне тут орава беспредельщиков не нужна. Мои вам периметр, ну, границу покажут, оттуда без моего разрешения – ни ногой! Давай, парень, делом займись. Чай, не бабы, чтобы орать да за патлы хвататься. И ты, Добролюб, тоже вон туда давай. А мы тут пока этими займёмся, что на поле остались..

Отповедь дала эффект – Олег умчался сбивать в кучу сани, пеших мужиков, разоружать их. Добролюб своих тоже начал отводить на указанное место. Над полем смолкали крики добиваемых раненых и предсмертные стоны лошадей.

– Ты что творишь, гад! – Смеяна властвует над ранеными людьми и животными, по рукам стрелков наших бьёт.

– Дык эта, она же… У коня-то… Нога-то поломана. Куда его? – отбивается от напора малявки взрослый дядька, получается не очень.

– Дурень ты! Это кобыла! Она жеребят даст! Нога ей в этом совсем не нужна! – после слов Смеяны над полем раздался дружный гогот, отпускает народ потихоньку пыл битвы, – Лосиху на ноги поставили – и этих выходим! Лошадок не добивайте!

– Ясно! Понятно! Будь спокойна, Смеяна Первушевна! – понеслось с разных сторон поля, медика нашего уважают, – С людьми что делать?

– Кто ещё живой – ко мне неси, остальных – вон туда! В перчатках! В масках! Заразы ещё не хватало! – мелкая, ей пятнадцать, рулит толпой взрослых мужиков и получается это у неё здорово.

– Да тут живых то вроде как… эть! – сдавленный хрип, штык пронзил лежащее тело, – И не осталось уже…

– Мясники… – Смеяна махнула рукой, – Ладно, сами смотрите.

После её указаний суета на поле стала более осмысленной. Убитых лошадей волокут в одну сторону, из-за мороза тела быстро превращаются в мороженные туши. Трупы людей – в другую, там их раздевают, забирают все ценное, оружие, железо, шмотки нарядные да золотом шитые, меха. Вон уже и пухлого потащили, пуля в шею попала, кровью все залило. Отдельно собирают разбежавшихся коней. Снимают сбрую, сгоняют в табун. Животных жаль больше всего – пострадали ни за что. Как, впрочем, и остальные. Все из-за гонора да дури боярской.

– Видишь, Кукша, к чему понты приводят, – мимо протащили тело боярина, его одним из первых пристрелили, да потом ещё и кони по нему потоптались, – нехрен командиру вперёд с шашкой на БТР лезть!

– Да нет, все правильно он сделал, – Кукша ткнул пальцем в труп, – у него и доспех лучше, и опыта больше, и конь сильнее. В обычном бою, если бы не с нами, у него больше шансов строй пробить. Больше опыта, богаче добыча, лучше оружие, крепче доспехи и конь, значит – впереди самое место. Это не дурь и не понты, правильно он сделал.

Хм, ведь прав пасынок, боярин тут самый защищённый да вооружённый, ибо возможность есть. А возможность – из-за опыта большого появилась да добычи доброй. И впрямь так лучше строй пробивать. Закралась мысль о том, что скоро я Кукше в военном деле буду не советник. А ну и ладно, не век же ему мне в рот заглядывать, пусть своим умом живёт, благо, Перун не обделил.

– …А вот ещё, – мы подъезжали к Ториру, тот продолжал распинаться перед «ёжиком» под прикрытием подъехавшего БТРа, – Воин славный к логову чудища пришёл, к пещере подходит, кричит зычно: «Выходи на честный бой!». Молчит чудище. Он ему: «Змей поганый! Выходи на честный бой!», опять молчит чудище. «Гнида болотная, выходи на честный бой!». А тут голос сверху: «Ну гнида, ну чудище, чего в задницу-то орать!».

Ржач в строю, гогот. Копья уже у вояк в землю смотрят – полчаса этот дрын держать не каждый сдюжит. Но контакт пошёл.

– Здорова, мужики! – я поздоровался, строй дружинников замолчал и напрягся, – Чего мёрзните? Ваши вон уже в лесу костры разводят, шли бы туда.

– Не все наши греются… Государь? – мужик, главный в том строю, пошёл на контакт, – Кто вон и в снегу холодном в камень превращается, навсегда.

Повисло молчание. Груда тел погибших на краю поля росла.

– А вы собственно чего хотели? Пришлю сюда с оружием, по беспределу боярскому. Сын его тут у нас людей бить пытался, да корабелов своих же чуть до смерти не довёл по осени. За то в поруб сел. О том писано боярину Болеславу было подробно. Да сказано ещё, что виру заплатит, бумагу подпишет, да пусть к себе в поруб сынка забирает, дальше сидеть да уму-раузум набираться. А он воев привёл. Сам помер и вас подставил…

– Нам он другое говорил, – голос мужика обрёл оттенок непонимания, – сказал, сына его люди злые пленили да выкуп требуют. Тот волю княжескую исполнять пошёл – там и захватили.

– Волю княжескую он чуть не запорол, если бы не Вольга да корабелы ваши, так бы и осталась она не исполненная.