Москва, 1941

В начале октября казалось еще, что фронт стабилизировался, и даже, несмотря на потерю Киева, возникло ощущение того, что Красная Армия начинает теснить немцев, да и разве они способны воевать зимой? Профессор Тимофеев записал в дневнике 6 октября: «Говорят, что под Ленинградом немцев отодвинули и восстановили дорожное сообщение со стороны Вологды… Под Одессой тоже, очевидно, наступают, судя по газетам. Таким образом, прямых угроз Москве, вообще создавшемуся порядку вещей пока нет. … Идет снег. Вступает в бой российская природа». Но уже вечером «появились мрачные слухи: немцы взяли Брянск, Ельню, Льгов, и вообще на западном направлении плохо». Эти слухи, скорее всего, были вызваны не только утечками из Кремля, где 6 числа обнаружили танковую колонну, подходящую к Юхнову, но и новостями от ополченцев: «комендант – передал, что где-то под Юхновым дела наши плохи: разбита дивизия, формировавшаяся в Институте. Многие попали в плен; человек 30 убежали в Москву, остальных ловят где-то под Подольском. Юхнов разгромлен… Невесело…»

11 октября пессимизм охватывает даже весьма лояльного Александра Афиногенова, который в сентябре вместо Фадеева возглавил Литературный отдел Совинформбюро: «Дивизия, в которой был писательский батальон ополчения, окружена у Вязьмы. Кто останется жив – неизвестно. Но как нелепо было создавать такую роту писателей. На пять минут пулеметного огня».

Эти несколько дней мы рассмотрим с нескольких позиций, как через документы, так и через дневниковые записи и воспоминания людей, занимавших различные посты или вовсе их не занимавших, а лишь бессильно наблюдавших, как Москва опасно покачнулась у последней черты.

Паника в постановлениях

Возможность оставления Москвы фактически была признана постановлением ГКО № 740 «О специальных мероприятиях». Это постановление было принято 8 октября, а вот разработано Берией и Щербаковым 7 октября, практически сразу после того, как стало известно, что немецкие танки подходят к Юхнову. К нему мы вернемся позже. В тот же день, 7 октября Пронин подписал постановление Исполкома Моссовета «О дополнительной эвакуации женщин и детей из Москвы». Согласно ему, в первую очередь должны были эвакуироваться неработающие женщины с детьми, а также работающие в учреждениях и ведомствах г. Москвы. Эвакуация производилась в обязательном порядке: «лица, нарушающие настоящее постановление, привлекаются к ответственности согласно установленному закону». В районах должны были в двухдневный срок взять на учет всех женщин и детей и эвакуировать их.

9 октября на второй полосе «Правды» была опубликована заметка «Ожесточенные бои на Вяземском направлении» специального военного корреспондента «Правды» Петра Лидова. В конце января 1942 года Лидов первым расскажет о «Тане» – Зое Космодемьянской, а пока он пишет о том, как успешно сражаются наши войска против вклинившихся танковых колонн. «За время упорнейших трехдневных боев на Вяземском направлении нашими войсками уничтожено около 200 немецких танков, подбито и подожжено до 500 автомашин с солдатами, имуществом и боеприпасами, сбито большое количество самолетов». Для тех, кто умел читать между строк, такое сообщение означало, что бои ведутся за Вязьму и, возможно, город уже сдан. Действительно, как мы теперь знаем, Вязьма была занята практически без боя 7 октября.

10 октября появилось распоряжение СНК о срочном высвобождении 39 тыс. вагонов, большего числа не набиралось. Выгрузке не подлежали лишь составы с воинскими перевозками, а также направляющиеся в Москву (что логично) и порты Мурманск и Архангельск (экспортно-импортные операции). Причина этого распоряжения не указана, но, скорее всего, создавался запас подвижного состава для массовой эвакуации и переброски войск.