Москва 1979

Утром Борис вышел на веранду, чайник был еще горячим, на тарелках, прикрытых стеклянными колпаками, сыр и яйца. Тут не было никого, возможно, он в доме один. Значит, можно рискнуть, войти в кабинет Шубина, осмотреться, пошарить в столе и сейфе. Борис живет на даче уже третий день, но до сих пор не имел такой возможности, — рядом вечно крутились теща или прислуга, — только заглянул пару раз, чтобы поздороваться с Шубиным. Еще одно неудобство, спальня и кабинет тестя всегда попадают в поле зрения домработницы Елены Ниловны. Она все видит, слышат, так и зыркает глазами.

Борис вернулся в свою комнату, вытащил из-под кровати корзинку для грибов, сплетенную из прутиков ивы, положил на дно фотоаппарат "Зенит", прикрыл спортивной курткой. Нельзя, чтобы кто-то из домашних увидел у него камеру. Начнутся вопросы, зачем и как… Он выглянул в коридор: прислушался. На кухне скрипели половицы, значит, Ниловна здесь. Топчется, вечно придумывает какую-то ненужную работу, лишь бы целый день торчать в доме и как цепной пес охранять подступы к кабинету хозяина.

На веранде он выпил кофе, посидел за столом, листая газеты, что накануне привез из Москвы Шубин. Основная тема: подготовка к Олимпийским играм, на закуску, — заметки о начинаниях производственников, — лучшие коллективы достойно встречают 26-й съезд КПСС, что состоится в следующем году, работают под лозунгом "Пятилетке качества — рабочую гарантию". Борис перевернул страницу: план по строительству, план по уборке хлеба, план по заготовке металлолома и прочая лабуда, — читать нечего. В этой стране люди только и делают, что перевыполняют план и улучшают производственные показатели, — никакой личной жизни, ничего для души.

Было тихо, только из открытой двери в коридор, доносились неясные звуки. Видимо, это домработница мыла посуду. Хозяин уезжал чуть свет, сегодня в город собиралась и Клавдия Ивановна, но уехала она или нет, — сказать трудно. А идти на хозяйскую половину дома не хотелось. Решая, что делать, Борис налил еще одну чашку кофе. Ему нравилась просторная веранда, заставленная разномастной казенной мебелью с бирками инвентарных номеров. Тут были два стола, два полированных серванта, набитых посудой, тоже казенной, плетеная мебель — кресла и стулья, два широких лежака и даже книжный шкаф. В дальнем углу — батарея пустых бутылок, — Канада, Марокко, Шотландия, Франция, — по наклейкам можно изучать географию.

Борис, прихватив корзинку, вышел на крыльцо, спустился по ступенькам.

В лесу, где стояла дача, почти не встречалось мелкого сорного подлеска, вокруг старые деревья, в основном высоченные корабельные сосны, — стоят далеко друг от друга, не загораживая свет неба. Когда поднимается ветер, шумят кронами в высоте. Дом брусовой, обшитый снаружи и изнутри вагонкой, крашенный в серо-зеленый цвет, с двускатной шиферной крышей, потемневшей от дождей. Примитивизмом планировки дом уступал разве что солдатской казарме.

Борис обогнул дом справа, прошел вдоль окон хозяйской спальни, повернул за угол и поспешил назад, увидев, как вдруг распахнулась задняя дверь. Елена Ниловна, одетая в серую юбку и кофту, с гладко причесанными волосами, собранными в пучок на затылке, спускалась с крыльца. По тропинке между деревьями она направилась к дороге, в руках большая сумка из парусины. Борис подумал, что эта Елена совсем нестарая женщина с ладной фигурой, недурная лицом, могла бы запросто устроить личную жизнь, но так вжилась, так полюбила роль старой добродетельной девы, что уже не выйдет из нее никогда. Он испытал волнение и азарт. Ниловна шла быстро, торопилась скорей вернуться. Бросать свой пост она не хотела, но, видимо, хозяйка перед отъездом в Москву оставила какие-то поручения. До поселка и обратно больше часа. На такой щедрый подарок судьбы Борис даже не рассчитывал.

Он вернулся, чтобы убедиться, что в доме никого, громко позвал Клавдию Ивановну, — ответа не было. С веранды дверь ведет в темный и длинный коридор, направо и налево двери спален, абсолютно одинаковых. Внутри кровати с панцирными сетками, бельевые шкафы, тумбочки, на окнах тюлевые занавески и серо-коричневые шторы. В комнатах всегда темно и сыро. В конце коридора слева кухня, где днем копается, готовится к ужину тихая как мышь Елена Ниловна, из которой и двух слов клещами не вытянешь. Она умеет незаметно исчезать и появляться. И одевается как, будто хочет быть похожей на мышку: юбка, кофточка, туфли, — все серое. Кажется, топни на нее ногой, и от страха она нырнет под пол, в норку и останется там жить.

Борис толкнул дверь. Спальная — это комната аскета. Бельевой шкаф, кровать с жестким матрасом и прикроватная тумбочка с лампой, — вся обстановка. На тумбочке обложками вверх две раскрытые книги: воспоминания Жукова и воспоминания Туполева. А закрытая — "Бессонница" Александра Крона. Борис покопался в шкафу. Ничего особенного. Три летних костюма. Стопка белых рубашек… Он снова вышел в коридор.