Москва 1979

— А там Высоцкий играет? Нет? Жаль… Хотелось бы на него в жизни посмотреть.

Рано стемнело, поднялся ветер, моросил дождь, народу перед театром на Таганке было немного. Зрители, не задерживаясь на улице, через двойной тамбур, между дверями со стеклянными вставками, проходили внутрь. Билетерши, седенькие в синих форменных пиджаках и белых блузках, торопливо расправлялись с билетами, предлагали программки спектакля и буклеты с цветной обложкой о театральной жизни Москвы. Пол снял плащ и оставил его в гардеробе, за рубль взял бинокль. Остановился перед зеркалом в человеческий рост, зачесал назад редеющие с проседью волосы, поправил складки свитера. Борис пришел в коричневом шерстяном пиджаке, рубашке в черную клетку и потертых джинсах. Он ловил заинтересованные взгляды девушек и делал вид, что их не замечает, отводил взгляд.

Из гардероба в фойе — лестница, несколько ступеней вниз. По старому начищенному паркету бродила публика, люди разглядывали фотографии актеров, висевшие на стенах. Пол остановился перед портретом Высоцкого, он на лучшем месте, — перед входом в зал. Открытое лицо с крупными чертами и короткой прямой челкой, открывающей лоб.

— Да, хотелось бы на него посмотреть в жизни, а не в кино, — вздохнул Пол. — Наверное, он такой здоровенный мужичина. Богатырского сложения. Уже был несколько раз на Таганке, — и все не везет…

— Ты только что его видел, и мимо прошел, — сказал Борис. — Пойдем.

Он пошел обратно к входу, где между двумя стеклянными дверями без устали трудились билетерши. Между старушками стоял человек невысокого роста, худой и сутулый с землистым лицом. Он был одет в джинсы и черный свитер, волосы давно не стриженые, засаленные. Он смотрел в лица людей, ожидая кого-то, переминался с ноги на ногу, встречался взглядами с мужчинами и женщинами, проходившими между дверей, но оставался никем неузнанным. Ему не хотелось стоять в этом тесном пространстве среди человеческого потока, но он не уходил. Пол недоверчиво хмыкнул и покачал головой. Высоцкий дождался двух девиц, сунул им пропуска, повел за собой в фойе, и дальше, лавируя между людьми, дошагал до двери в служебное помещение и, пропустив дам перед, пропал из вида.

— Ну, видел явление? — спросил Борис. — Теперь в мемуарах напишешь, что тебе не больно, как некоторым господам, за бесцельно прожитые годы. Ты видел живого Высоцкого.

— Иногда думаю: как тяжело добраться до вершин славы в вашей стране. В Америке тоже тяжело, но там хотя бы есть маленький шанс на успех, хотя бы иллюзия шанса. А у вас просто поле, закатанное асфальтом. И сквозь этот асфальт — несколько ростков, его пробивших. Каким живым, каким сильным надо быть, чтобы это сделать.

Борис потащил Пола в буфет на второй этаж, тут перед витриной выстроилась очередь. До начала спектакля успели взять по сто пятьдесят "рябины на коньяке". Встали у окна, потому что свободных столиков не оказалось. Сквозь стекло в дождевых каплях виден кусок Таганской площади, станция метро, тусклые фонари, прохожие в плащах.

— Ты возьми у Высоцкого интервью, — сказал Борис. — Пусть он все расскажет как на духу. Он любит давать интервью иностранным журналистам. Свои все равно не напечатают.

— Нет, не хочу. По-моему, он очень закрытый человек. Весь в себе. И никого в свою жизнь не пускает. И меня не пустит. Я читал несколько его интервью, он везде говорит одно и то же. Теми же словами, какие-то банальные штампованные вещи. Домашние заготовки впрок. Что он за человек на самом деле — неизвестно.

— Вот и попробуй раскусить…

— Легко сказать… А ведь он ведь пробился из самых низов. На неприступную вершину залез. Стал самым известным певцом, поэтом, человеком-легендой, он женат на Марине Влади, у него открытая виза во Францию, у него "Мерседес" той же модели, что у Брежнева. В стране, похожей на тюрьму, превратился в свободного человека. Он — воплощение русской мечты. Из американцев с ним можно сравнить Элвиса Пресли. Тот тоже из низов, и тоже залез на самую крышу мира. И стал петь свои песни. Он в Америке такая же легенда, как у вас Высоцкий. Жаль, что Элвис не рассчитал сил. Быстро жил и рано надорвался. Он умер в сорок два, от наркотиков. А сколько лет Высоцкому?

— Сорок один.

— Правда? Всего-то? А выглядит он старше…

В зал надо было заходить через сцену, на которой расставили предметы крестьянского быта, — прялку, самодельные лавки, оцинкованное корыто, — и развесили тряпье на веревках. Зал был маленьким, душным, неудобные жесткие кресла стояли тесно, но Пол быстро забыл о неудобствах, так его захватила драма о жизни двух крестьянских женщин. Во время сцены отпевания мужа героини, умершего в колхозе от непосильной работы, за которую получал палочками трудодней, а не деньгами, зал застыл в тягостном ожидании чего-то страшного, что нельзя угадать, а только почувствовать темноту, этот страх, — лишь темный туман, висящий в воздухе.