Москва 1979

— Я бы не стала ничего продавать, но другого выхода нет, — сказала женщина. — Это ведь не картины, а кусочки нашей жизни. Мы очень нуждаемся. Когда мой муж подал документы на иммиграцию в Израиль, у нас пошла черная полоса. Меня уволили с работы. У меня было хорошее место в одном министерстве. Семена исключили из Союза художников, у него отобрали студию, ему не дают работать… Да он сам уже ничего не хочет. Мы ждем выездной визы два с половиной года. Истратили все деньги. И сколько еще продлится эта мучение — никто не знает. Все друзья отвернулись от нас. Даже деньги занять не у кого. Господи, когда же это закончится?

— Ну, если вы меня спрашиваете… Думаю, ваше дело скоро сдвинется. По моей информации визы в Израиль сейчас будут выдавать очень быстро. Власти перед олимпиадой решили выпихнуть из страны как можно больше евреев. Боятся, что евреи на олимпиаде устроят что-нибудь, э-э… Не очень спортивное. Демонстрацию или что-то вроде того.

— Да, да… Я тоже об этом думала. Вы присаживайтесь… Может быть, чаю?

— Нет, пожалуй. Воды со льдом выпил бы.

Женщина ушла на кухню и вернулась со стаканом воды, льда у нее не было. Хотелось расплатиться и уйти. Но ради приличия Пол решил ненадолго задержаться, сел на стул, спросив разрешения, закурил. Теперь он вспомнил: Галина рассказывала про мытарства этой семьи. Кажется, первой выездную визу получила какая-то родственница Розы Михайловны, ее сестра или племянница. Выезжающим за границу на постоянное место жительства брать с собой золотые изделия и художественные ценности запрещено законом. Но бросать здесь все и приезжать в Израиль без копейки денег они не захотели, собрали драгоценности, зашили их в подкладку чемоданов, через знакомого чиновника заплатили огромные деньги таможенникам, чтобы те при прохождении досмотра в Шереметьево, ничего не заметили.

Но все пошло по самому плохому сценарию. Таможенники присвоили взятку, а потом выпотрошили чемоданы. Кажется, в том золоте было много по-настоящему ценных вещиц. Чуть ли не работы самого Карла Фаберже. Вот теперь Роза Михайловна считает последние копейки и продает то последнее, что еще осталось.

Пол раскрыл бумажник, решив не торговаться. Вытащил восемь банкнот по пятьдесят долларов и положил на подоконник. На минуту стало тихо, замолкли даже голоса мальчишек во дворе и хозяин ненадолго перестал кашлять. Хозяйка смотрела на купюры, словно на какое-то чудо. Видимо, она приготовилась к долгому и трудному торгу, а иностранец оказался покладистым и щедрым человеком. Она схватила деньги, сунула их за пазуху, куда-то убежала, вернулась заплаканная.

— Сейчас мне неудобно забирать картины, — сказал Пол. — Галя обещала это сделать за меня. Вы заверните их в бумагу. Она заедет завтра вечером. Но предварительно позвонит.

Роза Михайловна не слушала, она вытирала слезы и счастливо улыбалась.

— Ведь они все забрали у нас, — сказала она. — Разрешают обменять и взять с собой только сто тридцать долларов на человека. Как начинать жизнь заново со ста тридцатью долларами? Подождите…

Она схватила Пола, оказавшегося в прихожей, за рукав.

— У меня есть три иконы. Говорят, очень ценные. Серебряные оклады, украшены камнями. Середина семнадцатого века. У себя в Америке вы продадите их совсем за другие деньги. Сделаете хороший бизнес. Дайте мне пять минут, и я достану их с антресолей.

Пол остановился, деликатно освободил руку. В коридоре пахло дешевыми папиросами, надрывно кашлял хозяин.

— Простите, я не собираю иконы. Покупаю в основном живопись. Для своей личной коллекции. Не для перепродажи. Я бы с удовольствием вам помог, но сами понимаете… У меня ведь тоже могут быть неприятности, причем большие неприятности с этими предметами искусства. У меня нет дипломатического статуса. Понимаете что это значит? Если меня задержат с этими иконами, будет большой скандал.

— Послушайте, иконы в прекрасном состоянии. Вам надо на них взглянуть. На Западе они стоят огромных денег. Не упускайте такого случая…

Пол протиснулся дальше по коридору, кое-как открыл дверь, снял цепочку, вышел на площадку и, не дожидаясь лифта, ринулся вниз по лестнице. Он боялся, что хозяйка догонит его, силой затащит обратно в квартиру, и тогда не останется ничего другого, как только купить ее иконы.

Глава 30

Была пятница, это день для утренней пробежки. Чуть свет Борис был на ногах, он надел спортивный костюм, кроссовки "Адидас" из синей искусственной замши с серыми полосками, сделанные по немецкой лицензии, и купленные по случаю за двадцать девять рублей. Повесил на плечо ремень спортивной сумки, на дне которой перекатывался термос с чаем и бутылка воды, выскочил из подъезда, с пересадкой, автобусом и троллейбусом, через Рижскую эстакаду, добрался до Сокольников.