Москва 1979

— Это начальник Второго главного управления звонил, генерал Григоренко. Наша взяла. Он прочитал мой рапорт, доложил Андропову. И тот разрешил, — на свою ответственность, — проверочные мероприятия в отношении родственников Шубина. С сегодняшнего дня за всеми членами его семьи, особенно за Борисом, установят наблюдение. Накинут прослушку на телефоны. Вся информация пойдет к нам. Кстати, сейчас пришлют новые материалы.

Действительно, два офицера принесли папки с бумагами. Гончар до вечера нашел много занимательного материала. Оказывается, Борис по линии общества "Знание" читает лекции о внутренней и международной политике СССР, — эта общественная нагрузка ему нужна, чтобы скорее пролезть в партию. На нескольких его выступлениях присутствовал штатный осведомитель и провокатор КГБ, он приставал к лектору с неудобными вопросами, а потом составил рапорт.

Вот, например, провокатор спрашивает, хороший ли писатель Солженицын. Борис отвечает: Солженицын — еврей, обиженный на советскую власть, настоящая фамилия Солженицкер, все его сочинения, — злобные выдумки, клевета, состряпанная по указке ЦРУ. Отец Солженицына еврей, офицер белой армии, втеревшийся в доверие к красным, но впоследствии раскрытый. Его расстреляли, а сын мстил за это всю жизнь.

Вопрос: Вражеские радиостанции вроде "Свободы" говорят, что партийные руководители СССР далеки от народа, пользуются незаслуженными льготами и привилегиями. Так ли это? Ответ: Из привилегий у работников высшего звена — так называемые продуктовые пайки, служебный автомобиль и государственная дача, весьма скромная. Ну, есть еще ателье, куда хозяйственное управление выдает ордер на пошив костюма, пальто, шапки, а также обуви и еще шубы и пальто для жены. Есть дома отдыха и санатории. Это я говорю совершенно точно, потому что знаю вопрос. Как видите, льгот не так уж много. И зарплата небольшая, скажем, заместитель министра получает так же как секретарь обкома партии — всего четыреста с небольшим рублей в месяц. На другой чаше весов — высокая ответственность и ненормированный рабочий день. Единственно, что, неправильно… Не только государственные чиновники, но и члены их семей пользуются казенной машиной.

Вопрос: А есть ли среди партийных начальников те, кто от привилегий отказался? Ответ: Например, первый секретарь Свердловского обкома партии Борис Николаевич Ельцин не получает продовольственные заказы, полностью отказался от этого. И не разрешает родственникам пользоваться казенной машиной. Его жена покупает продукты в обычных магазинах, стоит в очередях и носит сумки.

Вопрос: У нас отсутствует гласность и критика советской власти и партии. А те, кто критикуют, могут плохо кончить… Ответ: Разве? По-моему наоборот. Откройте "Литературную газету" — там почти в каждом номере разгромные статьи с критикой экономики. А юморист Аркадий Райкин, который остро критикует бюрократию и другие негативные явления нашей жизни? Он любимый артист Леонида Ильича Брежнева, Герой социалистического труда, у него свой театр в Москве. Единственно, что у нас не принято критиковать — это внешняя политика партии".

Да, странные лекции читает Борис. С одной стороны, говорит так, как учат лекторов на инструктаже в обкоме партии: Солженицын озлобленный еврей и прячет свою настоящую фамилию. Но дальше добавляет, что отец еврей служил в царской армии. И этим подрывает доверие к своему первому утверждению. Если еврей, — то как попал на службу и стал офицером? Евреи в царской армии не служили. Поневоле начнешь сомневаться.

Борис говорит, что привилегий у партийной и хозяйственной верхушки немного. Но тут же вспоминает систему закрытых ателье, распределителей, домов отдыха, продуктовые пайки. Ничего себе "немного". Какой вывод сделает слушатель: что партийцы заинтересованы в привилегиях, только ради них и строят свои карьеры. Человек, который на стороне советской власти, говорить об этом публично — не станет. Еще зачем-то приплел Ельцина с супругой, об этом вообще нельзя заикаться, тем более прилюдно. А потом вспомнил Райкина, которого давно пора выслать на его историческую родину, в Израиль, а лучше — в Магадан. Пусть там острит. Да, лекции Бориса — сомнительны. Жаль, что раньше сотрудники госбезопасности к ним не прислушались. А надо бы, надо… Тут явно проморгали.

Давно стемнело, надо было идти домой, но Гончар пересел на диван и снова стал возиться с кофе. Лыков сегодня никуда не спешил, он даже был рад возможности переброситься словом.

— Вот думаю, с какого конца взяться за Бориса Зотова, — Гончар почесал затылок. — За ним с сегодняшнего дня наблюдают, его телефоны уже слушают. Только этого мало. Так мы долго будем ждать у моря погоды. Он оперативник, хоть и бывший. Понимает методы нашей работы и будет осторожничать. А если заметит слежку, — испугается, ляжет на дно.

— Так что же делать?