Москва 1979

— Надо его подтолкнуть к действиям, пусть раскроется, — сказал Гончар. — В досье написано, до свадьбы у него была большая любовь, некая Антонина Чаркина. Женщина интересная. Кандидат филологических наук, доцент кафедры иностранной литературы МГУ. Но неуравновешенная, со склочным характером. Чаркина попала в поле зрения КГБ, когда прислала нам жалобы на своих коллег по работе, обвиняла их в антисоветской деятельности и распространении самиздата. На кафедре появилась хорошая вакансия, она хотела получить эту должность.

— Получила?

— Нет. Антонина выпивала. И скрыть это от сослуживцев было трудно. Пришлось уйти с работы. Она рассталась с Зотовым. Вскоре у нее родился ребенок, кто отец — неизвестно. Это было пять лет назад. С тех пор ее жизнь шла по нисходящей, женщина быстро деградировала. Сидела с ребенком, перебивалась случайной работой. Сейчас устроилась научным секретарем кафедры естествознания в один институт, не самый престижный. И еще где-то подрабатывает. Она может нам пригодиться. Зотов сейчас собирается в краткосрочную поездку в США в составе группы. Его издергали разными проверками, работы через край. Он волнуется. Мы заставим его еще больше нервничать, совершить ошибки, наделать глупостей. Завтра же встречусь с этой сучкой, с Чаркиной. А там видно будет.

— Отличная идея, — сказал Лыков.

— Но для начала хочу составить о Борисе личное мнение. Встретиться с ним и поговорить, по-человечески, не вызвав подозрений. А то вся информация о нем отрывочная, с чужих слов, из справок, бумажек. Борис пару раз приносил заявление в милицию, жаловался на полоумную соседку по подъезду, которая ночью нарушает тишину. Вот тебе и повод для встречи.

Глава 33

На следующее утро Гончар ждал Бориса в отделении милиции по месту жительства. Ровно в девять в кабинет вошел крепкий парень, под черным плащом серый костюм служащего и белая рубашка. Рукопожатие крепкое, ладонь сухая и твердая. Гончар раскрыл удостоверение майора госбезопасности и сразу сказал, что волноваться не надо, Бориса попросили придти по пустяковому делу. Речь пойдет вот об этом человеке. Он показал фотографию старухи, в байковом халате, седые космы всклокочены, желтые кошачьи глаза вылезли из орбит.

— Садитесь, товарищ, — Гончар показал на стул. — Вы не удивились, когда вам из госбезопасности позвонили?

Волнения не видно, но парень настороже.

— Нет, не удивился, товарищ Гончар. Я просто не знал, по какому поводу…

Гончар сказал, что заявления о нарушении тишины к КГБ, конечно же, отношения не имеют, это вопрос к милиции, но тут дело деликатное, человеческое. Старушку зовут Лидия Наумовна Сомова, она член партии с 1915-го года, участник революции, бывшая сотрудница московского ЧК. Награждена правительственными наградами, в том числе памятным знаком "Почетный сотрудник Госбезопасности". Сегодня старушку опекают молодые чекисты, присматривают за ней, заботятся. Но годы, как говорится, берут свое. Милиция переслала на Лубянку жалобы на старушку, а Гончар пришел, чтобы извиниться.

Он развязно улыбнулся, расслабил узел галстука и сказал:

— Я вообще-то вас понимаю. Одну ночь не поспишь, другую… Если бы эта старая ведьма жила надо мной и ночью стучала по батарее палкой, даже не знаю, что бы с ней сделал… Наверное, поднялся наверх и выбросил старуху в окно. К чертовой матери, со всеми ее медалями и заслугами. Или купил бы здоровенный топор, как Раскольников из "Преступления и наказания".

— Что ж, спасибо за совет, — Борис засмеялся. — Когда захочу выспаться, так и сделаю. Ну, топор куплю.

Гончар стал серьезным, сказал, что с бабушкой вопрос скоро решится, родные хотят сдать ее в интернат. Нет, не в те заведения, где старики доживают последние годы, ждут смерти как избавления от земных мук и пухнут с голоду. Это нечто вроде хорошего санатория с трехразовым питанием и всеми условиями для жизни и отдыха заслуженных ветеранов. Соседей просят немного потерпеть, документы будут оформлены в течении двух месяцев. Вот, собственно, и вся информация.

Они поболтали о погоде и о московском "Динамо", которое не хочет радовать своих болельщиком. Гончар отпустил Бориса, встал у окна и смотрел ему вслед, пока тот не скрылся из вида. Наверное, после этого разговора Борис окончательно потеряет сон, будет терзаться мыслью, зачем вызывал майор госбезопасности, чего хотел сказать, но почему-то не сказал, передумал. Но если передумал, то почему так поступил. Пусть помучается, окончательно потеряет сон…

* * *

Гончар позвонил Антонине Чаркиной, представился и сказал, что есть важный разговор, но вызывать красивую женщину повесткой, разговаривать в казенном кабинете он, как джентльмен, не хочет. И предлагает встретиться в кафе "Салют", — это рядом, — сегодня часиков в пять. Они бы могли поужинать и побеседовать. Дело, о котором пойдет речь, не столько казенное, сколько личное, частное.