Москва 1979

Он развернул газету так, чтобы в центре оказалась фотография десять на пятнадцать сантиметров, ножом приколол газету в стволу осины. Отошел на двадцать шагов, достал сначала один пистолет, затем другой, расстрелял две обоймы. Неплохой результат. На двадцать четыре патрона — двадцать два выстрела и всего две осечки, — то ли капсюль бракованный, то ли порох отсырел. Борис вернулся на дачу, положил обратно в коробку пакеты с патронами и "Вальтер", другой пистолет и пару снаряженных обойм опустил в глубокий внутренний карман плаща. Этот плащ английский оливкового цвета, — подарок жены, — был свободного кроя, с поясом, — если под него не надевать пиджак или свитер, — под складками не определишь, что за пазухой тяжелый ствол.

Он сел в машину и поехал обратно, чувствуя новые приступы голода. Ближе к Москве дождь снова зарядил. Он думал, — слава Богу у него есть эти стволы, о которых никто не знает. Лежали они долго, дожидаясь своего времени, и, кажется, время пришло. Когда он еще только начинал работу оперативника, в разработку попала группа молодых людей, которые занимались поисками в подмосковных лесах оружия, оставшегося с войны. Парни изредка продавали стволы постоянным клиентам с Кавказа, но по-настоящему развернуться не успели.

Оперативники задержали человек двадцать копателей, все, — молодые люди, половина — студентов, — сломали себе жизнь ради каких-то железяк. В разных местах, на квартирах, дачах, в лесных тайниках, нашли такой арсенал, что его, наверняка, хватило, чтобы вооружить роту солдат, а то и две. Кроме стрелкового оружия, в тайниках были гранаты — немецкие и русские, мины и взрывчатка в фабричной упаковке. Стволы в отличном или хорошем состоянии, в смазке, фабричной упаковке. Жаль, что такое добро… Борис решил: если пара стволов и немного патронов не попадут в опись конфискованного оружия, а затем на утилизацию, в переплавку, — от родного государства убудет совсем немного, — всего-то около двух килограммов стали.

* * *

Когда добрался до Таганской площади, уже стемнело, свет редких фонарей окрашивал город в синеватый призрачный свет. Борис приехал раньше назначенного времени, он оставил машину возле ресторана "Кама" и несколько минут сидел неподвижно, раздумывая, брать ли с собой пистолет. Он вытащил ствол из кармана, завернул в газету и спрятал под сидением. Еще через четверть часа он выбрался из машины, вошел в будку телефона-автомата, опустил в прорезь две копейки и набрал номер Коржа.

Женщина с уже знакомым низким грудным голосом спросила, кто звонит. Он ответил. Женщина назвала адрес и добавила, что Бориса будут ждать полчаса, ни минутой больше. Если не успеет вовремя, встреча не состоится. Женщина повесила трубку, он вышел из будки, быстро сообразил, куда идти. Тут минут десять хода или чуть больше. Он спустился вниз по переулку, повернул направо в другой переулок. Впереди горел единственный фонарь, вокруг старые двух и трехэтажные домишки, потемневшие, вросшие в землю, кое-где освещены окна, номера домов трудно разглядеть. Людей на улице почти нет, только согбенная старуха бредет куда-то, накрывшись зонтом.

Он перешел на другую сторону, услышав за спиной тихие шаги, остановился перед аркой. Оглянулся по сторонам, — никого. Есть ли кто в темноте, точно не скажешь, слишком темно, и еще этот дождь. Борис свернул в арку. На счастье, во дворе на телеграфном столбе светила лампочка, закрытая железным отражателем. Здесь не было ни деревца, ни кустика, только мокрый асфальт, впереди — двухэтажный желто-серый дом с облупившейся штукатуркой и двускатной железной крышей, длинный и узкий, похожий на барак. На втором этаже светится одинокое окошко, закрытое занавеской.

Борис вошел в подъезд, держась за шаткие деревянные перильца, поднялся на второй этаж, попал в длинный коридор. Возле лестницы под потолком лампочка, занавешенная паутиной, слева, в дальней торцевой стене окно, забранное решеткой. Он свернул направо, в темную часть коридора. Остановился перед дверью двадцать восьмой квартиры, посветил спичкой. Нажал кнопку звонка, но не услышал звука, тогда он постучал костяшками пальцев, негромко, потом сильнее. Кажется, с другой стороны скрипнула половица. И сразу другой звук, — скрип дверных петель за спиной.