Москва 1979

Корж и его провожатый вышли из комнаты. Хлопнула входная дверь, стихли шаги в коридоре. Борис посидел какое-то время, прислушиваясь к звукам. В соседней комнате кто-то остался, слышно, как на пол что-то упало, затем тихое постукивание, и снова тишина. Он поднялся, потянул на себя дверь. За столом у окна сидела старуха с лицом сморщенным, как печеное яблоко, и бельмом на левом глазу. Одета в теплый байковый халат, голову покрывал платок, на ногах валенки. Она пила чай из блюдца и посасывала кусок колотого сахара. Старуха посмотрела на Бориса без всякого интереса, в ответ на приветствие прошамкала:

— Здравствуй, милок. Здравствуй, коли не шутишь… Вот тут тебе оставили. Забери.

Она показала пальцем на паспорт, кошелек и удостоверение, лежавшие на краю стола. Борис поблагодарил, нырнул в темный коридор, постоял несколько минут под козырьком подъезда и вышел под дождь.

Глава 44

С раннего утра Гончар и Лыков сидели на заднем сидении служебной машины, стоявшей во внутреннем дворе многоэтажного дома по проспекту Мира, где жила семья Зотовых. Рабочий день Бориса начинался с девяти утра, но он жил по какому-то своему графику и переступал порог кабинета около десяти, но не раньше. Сегодня предстояло провести в квартире Зотовых так называемый негласный обыск, без протокола, понятых и прочих формальностей. И без ведома хозяев, разумеется. Гончар надеялся, — авось, среди вещей попадется что-то интересное для следствия.

Несколько оперативников заняли позиции возле дома и ждали, когда супруги Зотовы уйдут на работу. Первой вышла Галя, молодая, красивая, в туфлях на высоких каблучках, она не пробежала, а пролетела от подъезда до арки, и пропала. Гончар проводил ее долгим грустным взглядом, засмотрелся на тонкую талию и ножки, вздохнул, но ничего не сказал. Через час сорок вышел Борис. Он выглядел не выспавшимся и усталым, будто всю ночь работал. Борис был в брюках и рубашке с галстуком, пиджак перекинул через руку, в другой руке тонкий портфель. Обычно он ездил на работу на метро, но в этот раз сел в "жигули", стоявшие у подъезда, завел двигатель и отчалил.

Гончар посмотрел на часы и сказал, что на всякий случай надо подождать еще минут тридцать. Бывают, что люди забудут что-нибудь и возвращаются с полдороги, такие сюрпризы ни к чему. Стасу Лыкову не сиделось, он хорошо выспался и был готов спорить с начальником.

— За машиной Бориса следуют наши люди, правильно?

— Положим, так, — кивнул Гончар.

— Нас по рации предупредят, если он задумает вернуться?

— Должны предупредить.

— Так зачем сидеть и попусту тратить время?

Гончар промолчал в ответ. Больше не сказал ни слова ни оперативник, сидевший спереди, ни водитель. Гончар хмурился и думал о своем. Он не любил бумажную работу, часы, проведенные за письменным столом, делали его вялым и апатичным. За последние недели, перечитывая горы справок и отчетов, он наглотался пыли и так безнадежно сник, — что не бодрил даже растворимый кофе. Кое-какие надежды он связывал с встречей Бориса и Чаркиной. Но тут, — надо признаться, — все прошло не слишком удачно.

Борис отказался от предложения заглянуть на огонек и за бутылкой вина вспомнить молодость. А жаль, в комнате женщины уже была установлена аппаратура, в случае удачи, Гончар получил бы серию пикантных снимков, которые можно было направить на работу Бориса, его начальству, в партком и профком. А заодно уж и законной супруге. Никто не хочет испортить карьеру молодому комсомольскому вожаку или его семейные отношения, но сейчас, — это Гончару подсказывал опыт, — нужно выбить почву из-под ног Бориса, заставить его нервничать, лишить покоя, сна. В таком состоянии люди допускают роковые ошибки, совершают поступки, о которых жалеют остаток жизни, — но ничего не вернешь.

Борис не соблазнился прелестями бывшей подруги, устоял. То ли с годами научился беречь репутацию комсомольского функционера, выбирать связи, то ли совсем остыл к этой женщине. А разговор о ребенке, болезненном мальчике, разговор больше похожий на грубый шантаж, не вызвал бурных эмоций, отклика в отцовском сердце, Борис только обещал достать деньги, — и все на этом.

Через полчаса на седьмой этаж поднялись два техника в рабочих комбинезонах, с ними Гончар и Лыков. Еще один техник, в рабочей куртке и штанах, был на этаже, он уже справился с двумя замками и оставил входную дверь в квартиру приоткрытой. Теперь техник размотал катушку с проводом, вытянул кабель на полу лестничной площадки, залез на стремянку и копался в распределительном щитке. Если кто из соседей поинтересуется, что за люди в подъезде, — электрики проводку чинят.

* * *