Москва-41

Гудериан, мягко говоря, позволил себе не придерживать фактов. Впрочем, жанр мемуаров, даже если книга называется дневником, подобные отступления допускает. Во-первых, к 17 октября севернее Брянска наших войск, во всяком случае того количества, которое бывший командующий 2-й танковой группой вермахта заявил в своих мемуарах, уже не было. «Котёл» откочевал на восток и уже находился не севернее, а восточнее Брянска. Во-вторых, капитуляции 50-й армии, как таковой, не было. «Напрасно ждал Наполеон, / Последним счастьем упоенный, / Москвы коленопреклоненной / С ключами старого Кремля…» «Быстрый Гейнц», как всякий удачливый завоеватель, тоже, должно быть, ждал чего-то подобного от поверженного противника на своём участке фронта. 50-я армия была разбита, этого невозможно отрицать. Но она не была уничтожена и не капитулировала, если прилагать к этому понятию буквальный смысл. Гудериан — человек военный, и он называл вещи своими именами. Но в данном случае он поступил в большей степени как политик или даже публицист. Тогда же кто бил его под Тулой и в самой Туле, на городских окраинах? Ведь били его именно те самые дивизии, которые он «пленил» под Брянском!

Бои на линии реки Рессеты стали самыми кровопролитными для 50-й армии. Именно здесь, в один из дней переправы, армия фактически лишилась командования, а значит, единого управления. В бою получили тяжёлое ранение командующий генерал М. П. Петров и начальник политотдела полковой комиссар А. Г. Журавлёв[168], погибли член Военного совета Н. А. Шляпин и многие работники штаба.

Достоверных сведений о подробностях боя, ставшего подлинной трагедией для армии, до сих пор нет. Удивительным образом о нём промолчали свидетели и действующие лица, которые впоследствии писали мемуары и потоком издавали их в «Воениздате». Молчат о нём военные историки и краеведы. Говорят, что, пока был жив маршал А. И. Ерёменко, в печать о брянском периоде 50-й армии ничего не проходило. Так и было. Хотя, возможно, это просто совпадение.

В 1978 году судьба занесла меня на Рессету, в те самые места, где в октябре 41-го пробивались из окружения дивизии, полки, отдельные отряды и одиночки из северного «котла» Брянского фронта. Стояло лето, август, прекрасная погода, тёплые ночи и знойные дни. Шли вниз по течению Рессеты от деревни под названием Севастополь до села Чернышена. Где-то возле Фомина Верха встретили рыбака. Тот ночевал в стогу в пойме. Вставал на зорьке и таскал щук. А днём отсыпался и грелся на песке. Наш лагерь стоял на одной стороне Рессеты, а рыбак жил в стогу на другом. И вот он, видя, что мы путешествуем по реке, в которой изобилие всякой рыбы, но рыбалкой не занимаемся и не имеем от реки никакого приварка, предложил нам одну из своих удочек. Я пошёл по мелководью, чтобы забрать предложенную снасть. В песке на дне реки лежали камни, поросшие тиной. Вначале я хотел пройти по ним, но что-то меня удержало. Когда я вышел на другой берег, сказал рыбаку, что камни на дне какие-то странные, все одинаковые. «А это не камни, — ответил он. — Это черепа. Солдаты. Вот вчера нашёл в овраге…» — И он вытащил из сена винтовку. Приклад и цевьё уже подгнили и потрескались, но всё ещё держались, прихваченные кольцами креплений и накладками. Затвор ходил, хотя и не до конца.

После этой встречи мы стали обращать внимание на местность, по которой шли. Окопы, ходы сообщения, воронки. Кругом валялось железо войны: каски, противогазы, гильзы, куски колючей проволоки, осколки мин и снарядов, иногда целые снаряды и гранаты. Тогда этого добра в нашей местности было навалом. Если останавливались в лесу, прежде чем развести костёр, протыкали землю куском проволоки.

Вернувшись из путешествия по Рессете, я не раз пытался найти в справочниках, энциклопедиях или среди мемуаров хоть что-нибудь, что могло просветлить в голове тот туман, который не давал покоя долгие годы. Не нашёл ничего. Лишь в последние годы начали появляться публикации, понемногу проясняющие смутные события тех дней — переход 50-й армии через Рессету, бои в окружении и полуокружении, когда даже командиры не знали точно, куда же надо пробиваться, на юго-восток или всё же севернее, где заслоны противника не столь плотны и сильны…

Лет десять спустя после того путешествия я рассказал о находке поисковикам, указал тот приметный поворот реки на карте. Они подняли останки погибших, определили, что это были красноармейцы. Их похоронили в братской могиле неподалёку.

О генерале Петрове всерьёз начали говорить в конце 80-х. В основном в среде поисковиков, краеведов-энтузиастов. Не обошлось и без курьёзов: сразу несколько человек клялись мне, что нашли останки генерала Петрова и «решают вопрос» о том, где и как хоронить, и что знают доподлинно обстоятельства его гибели и скоро всё это опубликуют…

Биографическая справка о Михаиле Петровиче Петрове везде коротка и примерно одинакова.