— Нужно немедленно наладить работу трамвая и метро. Открыть булочные, магазины, столовые, а также лечебные учреждения с тем составом врачей, которые остались в городе. Вам и Пронину надо сегодня выступить по радио, призвать к спокойствию, стойкости, сказать, что нормальная работа транспорта, столовых и других учреждений обслуживания будет обеспечена.
Семнадцатого октября по московскому радио выступил А. С. Щербаков: «Провокаторы будут пытаться сеять панику. Не верьте слухам!» Два дня спустя было введено осадное положение.
Удивительно другое: о панике в Москве 16 октября ровным счётом ничего не узнали немцы и, следовательно, не смогли этим никак воспользоваться. Это — к вопросу о том, как работала их агентурная разведка и как работали наши органы госбезопасности…Кстати, о «работе» последних: в день московской паники в Москве на территории совхоза «Коммунар» по приказу Берии были расстреляны жёны бывших высокопоставленных военных Нина Уборевич и Нина Тухачевская.
Возможно, именно потому, что обстановка и на фронте, и в тылу резко ухудшилась, Г. К. Жуков назначил на Наро-Фоминское направление не В. Ф. Герасименко, а более надёжного Ефремова.
Армия упорно сражалась. У 33-й была особая миссия: её дивизии и батальоны оказались на направлении главного удара, и острие бронированного потока, который получил в Ставке Гитлера кодовое название «Тайфун» и в последних числах сентября рванулся из-под Рославля на Москву было направлено именно сюда, проносясь километр за километром по оси Варшавского и Минского шоссе, сметая на своём пути армию за армией.
Просматривая боевые донесения из дивизий и отдельных подразделений, командарм невольно обратил внимание на одну цифру, которая почти во всех сводках была неизменно высокой — пропавшие без вести. Выяснилось, что большой процент среди «безвестных» составляют москвичи. Например, в кадровой 222-й стрелковой дивизии пропавших без вести согласно поступившим сводкам было значительно меньше, чем в бывших ополченческих, получивших общевойсковые номера[91]
. Вскоре предположения подтвердились: заградзаставы и военкоматы начали возвращать дезертиров назад, на фронт. Так,27 октября шифром из штаба Западного фронта поступила телеграмма следующего содержания: «Задержано более двух тысяч человек, ушедших с фронта. Срочно донести, почему Вами не приняты меры по наведению порядка и дисциплины в частях, вследствие чего люди 33 армии тысячами уходят с фронта в тыл».В одном из первых приказов генерал Ефремов обращался к своим командирам и бойцам: «Пусть поймёт каждый командир, начальник, боец, что в нынешней обстановке в борьбе за родину, за Москву лучше смерть храбреца, чем презренная трусость и паникёрство». Что греха таить, часть из числа пропавших без вести перешла к немцам, часть сдалась в плен. Другая же часть попала в плен в бою: закончились боеприпасы, попали в окружение, кто-то оказался в беспомощном состоянии вследствие ранения или контузии.
В войсках не хватало вооружения. Архивы открывают любопытные данные, которые теперь, по прошествии многих десятилетий, проливают свет на многое. Например, «Сведения о боевом и численном составе соединений 33-й армии по состоянию на 25. 10. 41 г.» Из этого документа мы, например, узнаём, сколько действующих штыков имела каждая дивизия и сколько, соответственно, вся армия, сколько пополнения получено и сколько и какое имела вооружение.
— 1-я гвардейская мотострелковая дивизия: при численном составе 8569 человек, включая и командный состав, имела 6732 винтовки, в том числе автоматические, 92 станковых и 181 ручной пулемёт, 57 миномётов;
— 151-я мотострелковая бригада: при численном составе 1115 человек имела 942 винтовки, 3 станковых и 13 ручных пулемётов, миномётов не имела;
— 113-я стрелковая дивизия: при численном составе 1157 человек имела 1003 винтовки, 2 станковых и 6 ручных пулемётов, миномётов не имела;
— 222-я стрелковая дивизия (кадровая, как её называли в штабе 33-й армии): при численном составе 3392 человека имела 1934 винтовки, 17 станковых и 25 ручных пулемётов, 6 миномётов.
Нетрудно подсчитать общее количество стрелкового вооружения во всей армии…