Москва – Багдад

Возле старшего сына Агриппина Фотиевна вволю радовалась жизни — Степанида, жена Павла, была приветливая, тихая, покладистая женщина. Она встречала свекровь радушно, не лукаво. Бывало, к ее приезду собирала к себе на обед Клёпу да Екатерину Фотиевну, не очень-то привечавшую родню у себя. А после обеда выставляла им на стол чаи да сладости, а сама с оравой детей часа на два-три уходила из дому. Наследницы старых Мейнов лакомились вкусной едой и находили, о чем поговорить, — Клёпа рассказывала свои сны да то, как ей их разгадывали древние старушки, а Екатерина хвалилась сыном Евтихием да внуком Юрием, пока не поняла, что она для них — отрезанный ломоть. За каждым из них стояли жены с такими родственниками, для которых даже она со своим высоким статусом была провинциалкой и бедной родственницей. Не зря говорят: сына растишь для родины, а дочь — для себя. Но не было у Екатерины Фотиевны дочери... Ну, а Агриппина Фотиевна помалкивала, а то еще выспрашивала у горожанок о новой моде, о шляпках, которые из фетра чудно умела изготавливать, — как ни тяжелы были те времена, а жизнь продолжалась и все приятное людьми не забывалось. Не любила Агриппина Фотиевна замыкаться только на семейных делах, ей хотелось поговорить обо всех людях, о большом и разнообразном мире.

После встреч с родственниками, когда те степенно уходили домой, Агриппина Фотиевна обязательно шла погулять по городу, посмотреть, что с ним происходит. Это были ее заветные минуты. С момента революции город год от году вырастал в численности населения и в нем становилось оживленнее и веселее. Кроме того, он активно менялся внешне — тут начал строиться новый город, новое Запорожье, как бы обособленно от старого Александровска. Это формировался центр, а старые слободы просто присоединялись к нему как пригороды.

Ей нравился вид широких улиц, больших зданий, хорошо одетых людей, вообще нравилась городская жизнь, где можно было ходить в красивой обуви даже в непогоду и где на людей не оседала пыль, поднятая ветром с битой дороги. Конечно, гуляющей публики, как бывало в старину, в нынешнее смутное время поубавилось, но все же на скамейках вдоль тротуаров посиживали старики да старушки из тех времен, прогревали кости в теплых лучах. В жаркое время они по привычке держали над собой маленькие противосолнечные зонтики, видимо, из чистого кокетства, ведь с такими уже никто не ходил. А может, старались, сердечные, укрыться в той маленькой тени от большой новизны, наползавшей на них и не нравившейся им. Кто знает...

Агриппина Фотиевна рассматривала не зонты с прямыми полями, а слегка помятые и утратившие цвет дамские шляпки. К шляпкам она питала особенную слабость, возможно потому, что с некоторых пор сама стеснялась их надевать — ну никак не шли они к мешковатым бабским одеждам, которые ей пришлось носить, когда она утратила худобу и стройность. И только посещение города заставляло ее держать форму и не превращаться в старую толстую крестьянку. Шло это к ее новому погрузневшему виду или нет, но Агриппина Фотиевна продолжала шить себе новые шляпки и надевать их при поездках в город.

Иногда она присаживалась к отдыхающим на скамейках, умело заводила разговор и затем долго беседовала, услаждая душу и родной русской речью, и умными мыслями, и культурными новостями, которыми жил город.

Из этих бесед, кстати, она знала, что на средства «Общества попечителей народной трезвости» в Александровске был построен Народный дом{30}, с которым было связано появление там кинематографа. Именно в Народном доме начали демонстрироваться первые киносеансы, вызвавшие даже в периферийном городке настоящий ажиотаж. Что уж говорить о тех людях, кто жил по сельским хуторам или селам? Это чудо только издали интересовало Агриппину Фотиевну, но подступиться к нему она не смела. И только спустя время, когда в Александровске появилось еще три иллюзиона — «Лотос», «Модерн» и «Чары», посещение которых было сродни выходу в высший свет, она однажды отважилась взять туда билет и тайком пойти на просмотр кинокартины. Ей это развлечение понравилось. С тех пор, приезжая в Запорожье, обязательно ходила в иллюзион, а затем обсуждала свои впечатления с завсегдатаями уличных скамеек.

Позже, когда в Запорожье открылись первые театры, Агриппина Фотиевна перестала скрывать от родных свои посещения культурных заведений. Теперь она ехала к Павлу с ночевкой, с тем чтобы вечером пойти на театральное представление. Благо, что его дом оказался почти в центре города, куда до Клёпы, до Екатерины Фотиевны и до театров можно было пройти пешком. Огорчало только то, что культуру заполонял местный диалект языка, южно-русский, который она не любила. Но это было терпимое неудобство.

В этом увлечении ее охотно поддерживала только Клёпа, и она не понимала, чем питает свою душу младшая сестра, чурающаяся новизны... Павел жил совсем простой жизнью, ему некогда было думать о душе больше того, что требовало православие. Редко-редко с нею ездила в город дочь Александра, но о ней разговор отдельный...