Москва – Багдад

Конечно, не последнюю роль в их уничижении играет то, что революционным движением в России руководят дворяне, коими есть те же Владимир Ульянов, Феликс Дзержинский, Георгий Плеханов и другие, гнушающиеся мещан. Все это люди знающие, прекрасно понимающие, кого надо корчевать, дабы порушить устои общества, весь старый строй. Увлечь революционным движением мещан, ценящих стабильность — задача для них нереальная. Вот они и злобствуют... мстят мещанам.

Какой была Александра в девичестве? Собственно, копией Агриппины Фотиевны, только выше ростом и покрасивее лицом, нежнее и тоньше в чертах. Да и характером, скорее всего, в мать пошла, бойкую и решительную, но пока что проявляла покладистость, старательность, послушание — для иных качеств срок еще не настал. Жалко было такого ребенка отдавать чужим людям без правильного расчета. Сама она активности не проявляла: мать-то хорошо ей внушила, что за рядового претендента не отдаст — только за знатного и богатого, чтобы нужды и тяжелой работы не знала. Скрывать нечего — стоял у нее перед глазами племянник Тишка, сестрин сын, выучившийся, выбивающийся в люди... Вот и для Александры Агриппина Фотиевна не худшей доли хотела. Но где в их кругу взять ученого? На заводах Александровска уже никто из их родни не работал... Даже Иванченко, Екатеринин муж, по болезни отошел от дел. Оно и понятно — дышать всякой грязью, что у них на заводах развелась, так не только чахотку схлопочешь, а что и похуже...

Валериан Семенович Миргородский, славгородский помещик, а заодно уездный предводитель и председатель дворянской опеки, коллежский асессор — не шутка! — тоже старался пособить Агриппине Фотиевне — сватал Александру за многих своих знакомых. И женихи, коих он рекомендовал, достойны похвалы были, под стать ему — именитые, имущие, знатные. Со всей губернии приезжали знакомиться, сватов засылали. Но что-то никак Агриппина Фотиевна выбрать себе из них зятя не решалась... Хотелось такого найти, чтобы Екатерина, сестра ее, перед ней нос задирать перестала.

Размышляла она да взвешивала, что эти женихи теперь значили, при шатаниях власти? Ох, чувствовало ее сердце недоброе! Страна бурлила, наполнялась конфликтами, возле царя происходили странные события. Царица там, эта немка с гнилой кровью — люди зря сказывать не будут, — командовать взялась, развела возле себя желтый дом... Родила царю порченого наследника, невест наплодила, которых никто брать не хочет — так хоть бы язык затянула поглубже и молчала.

Тишка-то Иванченко, племянничек, в рост пошел, не догнать его — что мужчина, а что в струю попал, да и женился не на простой девице. Знаться теперь даже с матерью не желает. Вот они, манеры нового времени!

А тут вдруг примчался к матери Павел, александровский сиделец, словно с привязи сорвался.

— Что такое? — всполошилась Агриппина Фотиевна. — Сто лет ты сюда не показывался.

— Берите Сашу, мама, и срочно езжайте к нам! У Клёпы жених наметился — заморский, богатый и молодой. А то, говорит Клёпа, другие его окрутят да перехватят.

— Кто такой? — спешно отдавая распоряжения дочери, допытывалась у сына Агриппина Фотиевна. — Откуда и чем кормится?

— Купчина из Багдада. Мне понравился.

— Басурманин? Не-ет, это нам не пойдет! Отбой переполоху!

— Да нет! Мама, он какой-то другой веры, похожей на нашу. Они, наоборот, в раздоре с магометанами.

— А откуда Клёпа взяла, что он жениться собирается?

— Ниоткуда не взяла. Просто он сказал, что есть у него русские корни и хочет он в России осесть. Завет ему такой предки оставили. Говорит, что Россия — это Бог. Ну а как осесть? Значит, надо жениться. Я так понимаю.

— А откуда его Клёпа знает?

— Вот это, мама, у нее спросите, — отмахнулся Павел. — А, вспомнил, что говорили... Он едет в Москву и в Муром, искать там родню. А у нас проездом. Тут живут потомки некоего Василия Григорьевича Зубова, воспитателя его прадедушки и дедушки. Вот он и заехал сюда, чтобы найти их.

— Да где же он их найдет? Господи, древность какая... — покачала головой Агриппина Фотиевна. — Прадедушка, дедушка... — и она истово перекрестилась.

— Это для нас древность, а для тех русских, что оказались за пределами России, каждый человек на счету и собрат по эпохе. Этот приезжий... как же его... короче, он тоже Павел, как и я. Так он имел Клёпын адрес. Точно по нему и приехал. Вот так-то! Наверное, тот воспитатель Василий Григорьевич — какой-то предок Клёпыного отца. Она-то по отцу тоже Зубова, русская.

— Это Соломоновна-то русская? — Агриппина Фотиевна рассмеялась. — Найди мне таких русских!

— Так попы же по святцам людям имена дают. Что можно было сделать?!

— Не пререкайся! — прикрикнула Агриппина Фотиевна. — Моду взял. Все равно она по матери черте кто... Клеопатра! Ну, хоть по отцу, слава Богу, русская.

— Кто бы говорил... — буркнул Павел, а затем прикусил язык, потому что его мать вполне серьезно считала себя русской. Даже если ее предки и были немцами или кем-то там еще, то это уже как легенда: то ли правда, то ли ложь — ничего не разберешь.