Москва. Квартирная симфония

В этом вопросе мужу можно было доверять. За последние пару лет он повидал в морге наплыв молодых горожан с исколотыми венами. Сулившие соотечественникам новую реальность 90-е сопровождались широким ввозом в страну наркотиков. Кто такой Паша Цируль, я не знала, но из контекста можно было догадаться.

Сценарий вырисовывался несимпатичный. Этим же вечером я позвонила Регине Борисовне и спросила ее в лоб:

– Что реально станет с Верой, где она будет жить?

– Какое тебе дело, не пойму? Комнату брать будешь или нет? Мне очередь из желающих в затылок пыхтит. Голову не морочь. – Регина Борисовна бросила трубку.

Начинать все с нуля? Искать Никите другую комнату? За это время квартира на «Пражской» уплывет. Сроки все крепче сжимали меня в тиски. На крайний случай я держала в голове временный переезд и прописку с дочкой к маме, но эти нескончаемые пертурбации требовали новых сил, а силы были на исходе. Нужен был адекватный совет, без лишних сантиментов, охов и ахов. Обратиться за советом к Алле Дмитриевне – расписаться в собственной несостоятельности.

Как будто прочитав мои мысли, снова позвонил муж.

– Если не ты, то кто-нибудь другой, – сказал он, – или будешь страдать по посторонней Верочке, или подумаешь о себе с нашим ребенком. Наркотики, в конце концов, ее выбор.

– Ну я же получаюсь соучастница?

– Не смеши мою феодосийскую бабушку. Ты не отвечаешь за бандитский бардак в стране. К тому же сама говорила, что эта горлопанка Нина Васильевна спит и видит себя в отдельной квартире на «Пражской». Откажешь ей, она тебя выследит и собственноручно задушит.

Из уст моего мужа звучала циничная, но здравая логика. Сутки я промучилась в сомнениях и поисках оправданий – и выбрала себя с ребенком, мирное счастье на «Пражской» для Нины Васильевны и проживание Никиты рядом с возлюбленной Любой. Но, видимо, поступок мой оправдания не имел, ибо жизнь недолго думая отомстила мне за наркоманку Верочку.

Оставшиеся от сделки копейки были пущены на косметический ремонт. Пока он шел, мы с дочкой перекантовывались у моей мамы.

В один из дней я поехала прописывать нас с дочкой по новому месту жительства. Зоркая бывалая паспортистка, приняв от меня заявление и паспорт, сверив мое лицо с фотографией, со вздохом сказала: «В “Воронью слободку” ты, девка, встряла. Тут же портовый дом. Западный речной порт. Их всех, работничков порта, на барже из глухомани привезли, скопом сгрузили и скопом же заселили. Жалко мне тебя, нахлебаешься ты с местным контингентиком».

Реплику паспортистки я оценила неоднократно. В первый раз – когда квартиру незамедлительно обворовали. Не сомневаюсь, кто-то из местных забулдыг. Основной ремонт в квартире был сделан, оставался последний штрих – отциклевать и покрыть лаком пол. Я ждала звонка мастеров-паркетчиков, они на днях заканчивали работу на другом объекте. Паркетчики были ребятами надежными, с хорошими рекомендациями от знакомых, обещали собственноручно справиться с переносом немногочисленной мебели из комнаты в комнату и уложиться в два рабочих дня. Первый день – циклевка, второй – лакировка; правда, им придется заночевать на кухне для ускорения процесса. Лак, сказали они, схватится быстро, через день можно будет по нему ходить. Через два дня я приняла работу, расплатилась с паркетчиками, они, собрав свой громоздкий инструментарий, благополучно отчалили, а в квартире остался ядреный запах лака. В такой обстановке немудрено было угореть. Распахнув в квартире все форточки, я уехала к маме. Еще пару ночей мы с дочкой оставались у нее. В это время кража и состоялась.

Когда я открыла дверь в квартиру, в глаза бросились хаотичные следы гигантских ботинок, опорочивших свежий лакированный пол. По спине моей пробежал озноб. Более подробная ревизия показала: открытыми форточками не воспользовались. Влезли на балкон по проходившей рядом водосточной трубе, ломиком вскрыли хлипкую балконную дверь, распотрошили коробку с надписью «постельное белье», вынули пододеяльник, спустили в нем с балкона маленький телевизор «Сони» (за время ремонта он успел призывно подмигнуть пьянчугам из окна кухни), прихватили из ванной пару махровых полотенец и початый шампунь. Невелик был их улов. Но осадочек у меня остался приличный. После чего я твердо решила установить балконные решетки. Двое сварщиков паяли металлические конструкции под улюлюканье местного контингента: «О-о, бога-ачка!»

Следующим подтверждением слов паспортистки явилась сплоченная стая престарелых Салтычих, регулярно дежурящих на лавке у подъезда. Стоило мне выйти из подъезда, позвоночник мой прожигался их взглядами, и в спину неслось: «О-о, пошла, пошла задницей вилять, прошмандовка. Небось шастают к ней по ночам, ребенка-то своего не стыдно, любовничков, поди, меняет как трусы…»

За что? Почему? Вместе с тем к здешним алкашам-дебоширам, гоняющим с матюгами своих жен с малыми детьми по ближнему околотку, Салтычихи проявляли устойчивую сердобольность.

Но и этим пророчество паспортистки не ограничилось. Нарисовался третий акт, неоднократно повторявшийся на бис.