Москва. Квартирная симфония

Первой на собеседование в августе пришла тридцатилетняя Кира. Миловидная, спокойная, чуть сутуловатая из-за высокого роста, с короткой стрижкой густых темных волос и карими воловьими глазами. Негромко огласила список проведенных ею сделок. Со знанием дела ответила на вопросы. Понравилась и была принята. Спустя месяц Кира привела Севу. Почву готовила заранее: рассказами о его недюжинном риелторском таланте и редком даре убеждения клиентов.

В беседе со мной Сева напорист, от многословья в углах рта пузырится пена, редкой белобрысостью и бледно-голубыми глазами напоминает эстонца или северного немца. Еще поверх одеколона от него веет пивом. Пивной душок не спутаешь ни с чем. Крепнет подозрение, что его турнули с предыдущего места работы, в чем ни он, ни Кира, естественно, не признаются. Пока Сева отлучается в туалет, в переговорную заглядывает Кира и шепчет мне скороговоркой: «У него черная полоса, недавно развелся, по дочке-первокласснице тоскует, сейчас в стрессе, вообще очень-очень хороший, давайте поможем человеку». Подслушивает под дверью. Любит, значит. И я мысленно начинаю себя убеждать: «Не все же риелторы обязаны очаровывать с первого взгляда, в нашем деле важнее хорошо подвешенный язык, определенная доля наглости, замешанная на опыте, Сева наверняка принесет компании неплохую прибыль…» И т. д. и т. п., и сто раз да, мной руководит несовместимая с законами бизнеса симпатия к Кире.

Спустя месяц тайное становится явным. У Севы пивная зависимость, распространяющаяся на рабочие часы (по банке Heineken в каждом кармане). Но и матерая хватка; он ведет показы пяти квартир, выставленных агентством на продажу. Имеющая свой фронт работ Кира успевает растворяться в любимом. В офисе ловит каждое его слово, на глазах сотрудников вытирает носовым платком пену, собирающуюся при разговоре в углах его рта, хвастает подарками, добытыми в свободное время для его дочки. Сева снисходит до ее любви. С Кирой вдвоем они снимают квартиру на «Коломенской».

(Забегу вперед. Весной мы с Севой расстанемся. Выторговавший себе шикарные проценты от сделок, неоднократно их получивший, он скрысит у одного из клиентов 50 долларов за бесплатно взятую в ДЭЗе справку. Клиент, не будь полным лохом, быстро прозреет и примчится ко мне качать права. Кира станет клясться, что такая оплошность с Севой впервые. Я буду непреклонна.)

А сейчас, в ноябре, на семейство Аникеевых у нас полтора месяца. Комнату нужно продать до выхода на основную сделку, где и без того по плану три квартиры в цепочке.

Оценить комнату с первой попытки не удается. В субботу, потратив три часа на подписание агентского договора с семейством, взбешенный Сева сопровождает Юрия на «Павелецкую». Державший при матери лицо Юрий с каждой минутой в метро мрачнеет. На пороге квартиры впадает в агрессивное отрицание, но Сева, будучи сам на взводе, решительно гасит выпад. Пока Сева забегает в квартире в туалет (выпитое по дороге пиво в действии), Юрий пулей несется в свою комнату, запирается изнутри и не реагирует ни на какие ухищрения и угрозы Севы – под изумленным взглядом застывшего на пороге кухни соседа. В воскресенье Сева поступает хитрее. Приезжает ранним утром без предупреждения. Его впускает разъяренный продолжительным звонком сосед, опухший от ночного бдения с убитым горем Юрием. В несколько фраз Сева подбирает к соседу ключ, обещая тому лучшую жизнь. Для соседа, пропитанного чесноком и доставляемым родственниками из Ставрополя самогоном, Юрий не иначе как Юрис. Два одиноких мужских сердца объединяет регулярный брудершафт. Но слаб человек; и всякий в душе мечтает о лучшей жизни. Взяв под руку размягченного туманными перспективами соседа, Сева следует с ним к комнате Юрия. Дверь в комнату нараспашку. Юрий спит на спине в просторных, линялого цвета сатиновых трусах, в отсутствие одеяла, со свесившейся к полу ногой синюшного цвета. Перед Севой предстает полуголое помещение со следами умеренного вандализма. «Подъем, Юрис, – трясет его за плечо сосед, – к тебе снова тут этот меняльщик Сева».

Слушая в понедельник в офисе циничный рассказ Севы, представляю, как худосочный Юрис, лежа в замурзанной постели, тушит с похмелья окурки о почерневший паркет. Привычка обходиться без пепельницы – ровесница бегства «лахудры-пустоцвета». Но! Площадь комнаты 20 квадратов, третий этаж добротного кирпичного дома, три минуты от метро «Павелецкая».

* * *

Покупатель квартиры Аникеевых (на риелторском языке «верхний») находится быстро и в моей памяти не задерживается. Вносит аванс и растворяется до сделки. Зато приобретатели комнаты на «Павелецкой» до сих пор стоят перед глазами, реальные и осязаемые. Отец и сын из подмосковного Видного. Оба худые, высокие, одеты скромнейшим образом. Семья мечтает оградить субтильного первокурсника (Академия Плеханова взята им без блата) от ежедневных испытаний в электричках и маршрутках. Деньги на комнату собирали ближней и дальней родней.