В позднесталинские годы наиболее влиятельные архитекторы Москвы сосредоточились на решении проблемы ансамблевой застройки. Этот подход, нацеленный не только на модернизацию, но и на формирование и благоустройство городского ландшафта, стимулировал и проект московских небоскребов. При создании новых архитектурных ансамблей зодчие сталинской эпохи черпали вдохновение в исторической городской среде. В 1953 году Александр Власов, тогдашний главный архитектор Москвы, сказал в одном из выступлений: «Исторические архитектурные ансамбли Ленинграда и Москвы, Парижа и Вены, Пекина и Венеции сохранятся в истории архитектуры не как мертвые мемориальные памятники, но как образцы высокого искусства композиции»[832]
. Власов указывал на гармонию и равновесие, достигнутые, например, в храмовых комплексах Древнего Египта и на афинском Акрополе, на площадях Флоренции, в Кремлях Москвы, Новгорода и Пскова. На эти примеры, по его мнению, и имело смысл оглядываться, планируя новые городские ансамбли. В своем современном воплощении, продолжал Власов, жилой квартал стал неотъемлемой частью ансамбля. Там, где некогда ориентирами для горожан служили церковные звонницы и дворцовые шпили, теперь главными вехами городского пространства сделались жилые башни. В Москве, по замечанию Власова, блестящими образцами ансамблевой застройки стали небоскребы на площади Восстания и на Котельнической набережной.Однако с тем же успехом московские высотки могли свидетельствовать и о хаосе, творившемся в советском градостроительстве. Уже в силу огромного количества заинтересованных сторон – от различных министерств, ответственных за возведение всех высоток, до заводов, снабжавших стройки материалами, и до учреждений, поставлявших рабочую силу, – охватывавший всю столицу проект небоскребов, запущенный в Москве в 1947 году, являлся чрезвычайно сложным. На создание архитектурного ансамбля (в Москве он состоял из небоскреба с прилегавшими к нему и далеко тянувшимися проспектами, парками, скверами или набережными) могли уйти годы. Ансамбль был идеалом и потому редко воплощался в реальности так, как изначально задумывался.
Георгий Градов остро осознавал эту проблему. В первые послевоенные годы он работал в Гипрогоре, и его очень раздражало то, что в этом проектном институте практикуется, на его взгляд, поверхностно отвлеченный и ненаучный подход к градостроительству. В конце 1949 года, на третьем году работы в Гипрогоре, Градов написал письмо с жалобами в Министерство градостроительства СССР. Как глава 4-й архитектурной мастерской Гипрогора, Градов был прекрасно осведомлен. В своем 11-страничном письме он не только описывал недостатки советского градостроительства, но и предлагал ряд возможных решений. Сосредоточившись конкретно на Гипрогоре, Градов выдвигал следующие доводы: генпланы городов, как правило, тяготеют к абстрактности и оторваны от действительности; очень часто отсутствует цельный замысел, который объединял бы между собой объекты, строящиеся в разных частях одного города; наконец, в советском градостроительстве в целом отсутствуют установленные нормы и внятная научная методология[833]
.С своем письме 1949 года Градов заявлял, что на протяжении 25 лет своего существования Гипрогор так и не выработал самых элементарных стандартов градостроительства. «Нет твердых положений по зонированию застройки, не разработана совсем экономика городского строительства, нет научно и жизненно обоснованных нормативов по плотности застройки, зеленому строительству, культурным и детским учреждениям», – сетовал Градов[834]
. Гипрогор, продолжал он, «ведет свою работу в полном отрыве от научных учреждений страны – Академии наук СССР, отраслевых Академий и институтов…» Иными словами, писал Градов, Гипрогор «варится в собственном соку». Оторванная от внешних технических дискуссий и от реальности, эта организация барахтается на месте, «повторяя бесконечные штампы и перерабатывая потоки бумаги»[835]. Градов утверждал, что «Гипрогор должен проектировать не бумажные генпланы, оторванные от жизни, для архива, а реальные технические и рабочие проекты застройки городов, годные и необходимые для осуществления в натуре. Нужно изменить самую методологию проектирования генеральных планов, подчинив их требованиям реальной действительности»[836].