Открытое письмо, которое Градов отправил Хрущеву в феврале 1954 года, было сокрушительным и испепеляющим. В нем Градов поименно обвинял ведущих советских архитекторов в нежелании эффективно использовать имеющиеся в их распоряжении промышленные и научные достижения и, если смотреть шире, в отклонении от партийной линии. В первых четырех страницах своего послания Градов обращался непосредственно к первому секретарю, излагая причины и суть своего беспокойства. Но главное Градов сосредоточил в приложении на ста страницах, где с самыми сочными подробностями рассказывал об интригах и заговорах. Наверняка Хрущев, любивший драматические эффекты и заинтересованный в подобных «сигналах снизу», с увлечением прочел послание Градова в тот неопределенный момент политических преобразований[843]
.Это письмо было результатом труда терпеливого и кропотливого человека, который годами дожидался подходящей возможности высказаться. И вот теперь, по окончании сталинской эпохи, он воспользовался ею. До выступления Хрущева с докладом на ХХ съезде оставалось два года, и Градов еще не догадывался, что в этот момент вносит весомый вклад в дело грядущей десталинизации. Но дело обстояло именно так. Градов, в высшей степени последовательный, повторял все те же аргументы, которые он, Иванов и их единомышленники уже не раз излагали в предыдущих письмах и выступлениях. Градов утверждал, что в 1930-е годы советская архитектура пошла по неверному пути, свернув в сторону от научно-технических достижений. Вместо этого восторжествовало «рабское преклонение перед архаикой, массовое беспринципное копирование архитектурных приемов и форм, ушедших в прошлое, культ преимущества уникальной архитектуры перед массовой»[844]
. Градов писал, что «все это не соответствует идеалам нашего общества и противоречит указаниям партии и Ленина о создании новой социалистической материальной и духовной культуры».За последние 20 лет, заявлял Градов, «новаторство в архитектурном творчестве ликвидировано»[845]
. И кто виноват в сложившемся положении, по мнению Градова, было совершенно ясно.Хотя внимательного читателя Градов дождался именно в пору десталинизации, само его письмо Хрущеву насквозь пропитано риторикой сталинизма. Градов сообщал первому секретарю, что в области архитектуры царит «аракчеевский режим» украшательства и подражательности[846]
. И заправляет этой «аракчеевщиной», продолжал Градов, Мордвинов (илл. 8.1), окруживший себя «беспринципными» людьми, к которым относились Сергей Чернышев, Николай Колли, Николай Былинкин и прочие, «безоговорочно соглашающиеся» с ними приспешники, «не возражающие против гнилого уклада академической жизни». Противостоят же им «активные коммунисты, поднявшие голос критики», – вроде самого Градова, – однако их попытки перенаправить советскую архитектуру в нужное русло и спасти честь профессии неоднократно наталкивались на сопротивление начальства[847].Илл. 8.1. Аркадий Мордвинов, архитектор гостиницы «Украина» и президент Академии архитектуры СССР, с коллегами и макетом гостиницы, строительство которой продолжалось до 1957 г. 1951 г. Собрание Музея Москвы
Письмо Градова было написано в правильное время и попало в нужные руки. Хрущев, скорее всего, уже готовил масштабную атаку на главных сталинских архитекторов, которая должна была произойти в конце 1954 года на Всесоюзном совещании строителей в Москве. Но письмо Градова должно быть подпитало планировавшийся натиск. В декабре, выступая на Совещании строителей, Хрущев напал персонально на ведущих архитекторов Академии, в том числе на тех, кто построил – и, как Мордвинов, еще продолжал строить – московские небоскребы. В обличительной речи Хрущева эти монументальные сооружения были названы яркими примерами «излишеств» в сталинской архитектуре.
На Всесоюзном совещании строителей, которое продолжалось целую неделю (с 30 ноября по 7 декабря), присутствовали более двух тысяч представителей советской строительной отрасли, съехавшихся со всех концов СССР. Газеты публиковали выдержки из наиболее важных докладов, делавшихся на совещании, чтобы с ними могла ознакомиться вся страна.
Новости о развернувшейся в Москве драме быстро долетели и до зарубежных наблюдателей.