Весной 1541 года Саип-Гирей, крымский хан, с огромным войском, а практически со всей своей ордой, с обозом, в котором находились семьи воинов, покинул Крым и двинулся на Москву. Его поддержал в этой войне османский султан, прислав хану сильную дружину с огнестрельным оружием. По пути к Саип-Гирею присоединялись отряды астраханцев, азовцев, других любителей повоевать. Желание огромной орды Саип-Гирея, рискнувшего пойти в поход весной, говорит прежде всего о прекрасной осведомленности налетчиков. Они знали наверняка о том, что войско их не умрет с голода, что сыты будут десятки тысяч лошадей. У Саип-Гирея нашли приют предатели, некоторые русские, в том числе и Симеон Бельский, взявшийся вести врага в Москву, показывать безопасные броды, удобные дороги, вдоль которых располагались богатые селения. Но речь в данном случае идет не о предателях, а о благосостоянии страны, способной прокормить весной большое войско налетчиков.
В Москве узнали о предстоящем походе Крымской орды, где долгое время жил русский посол Александр Кашин. Были приняты соответствующие меры предосторожности, собрана крупная рать, разосланы на дороги разведчики. Саип-Гирею не удалось внезапно напасть на Русь, впрочем, вряд ли он рассчитывал только на эффект неожиданности: с такой громадной ордой пройти по Восточной Европе незамеченным трудно. Вероятнее всего, он рассчитывал на слабость власти, на хаос в Боярской думе.
Русские собрали рать под Коломной. Разведка сообщила сведения о продвижении противника. В Москве было тревожно.
Десятилетний Иван с младшим братом Юрием помолился в Успенском соборе перед Владимирской иконой Божией Матери и перед гробом святого Петра, заплакал, не выдержав напряжения, и сказал в абсолютной тишине, которую нарушал лишь шелест свечей: «Боже!.. Защити нас, юных, сирых! Не имеем ни отца, ни матери, ни силы в разуме, ни крепости в деснице; а государство требует от нас спасения!» Затем вместе с митрополитом он явился в Думу и спросил у бояр: «Скажите, оставаться ли мне в Москве или покинуть город?» В Думе разразился спор. Одни считали, что Ивану IV и его брату Юрию в целях личной безопасности нужно покинуть Москву, как это не раз в подобных случаях делали предки великого князя. Другие говорили, что безопаснее всего будет в Москве. Это мнение в конце концов взяло верх, и, как показало ближайшее будущее, оно было верным.
Присутствие в городе Ивана и Юрия вдохновило жителей Москвы. Они готовились к осаде, готовились не только защитить себя, свой город, но и своих смелых малолетних князей. В русском войске на Оке положение было иное. Там переругались князья в борьбе за власть, и рать находилась на грани саморазвала. В этот ответственный миг Иван IV послал в Коломну вдохновенное письмо, в котором просил бояр, князей и воевод забыть обиды между собой и отстоять отчизну.
Орда крымского хана была уже совсем близко. Дмитрий Бельский прочитал письмо и тут же собрал всех воевод. Письмо малолетних князей подействовало на всех волшебным образом: воеводы преобразились до неузнаваемости, забыли обиды, клялись друг другу стоять насмерть, погибнуть, но не пропустить врага.
Юному великому князю было чуть меньше одиннадцати лет. Значительно позже в своих посланиях и письмах он удивит мир литературным дарованием и даже скажет свое веское слово в русской литературе, расширит возможности русского литературного языка, но вряд ли в июле 1541 года он сам писал это вдохновенное послание Дмитрию Бельскому…
Саип-Гирей подошел к Оке со своей ордой, увидел русское войско, прекрасно организованное, ободренное, готовое драться не на жизнь, а на смерть. Он отругал Симеона Бельского, уверявшего его в том, что в Московии он встретит деморализованную рать, и повернул обратно в Крым.
В этой счастливой для Ивана IV истории, кроме благополучного финала, важна еще та сцена в Думе, когда бурно обсуждался вопрос о местонахождении великого князя в столь ответственный момент. Летописцы и позднейшие историки ничего не говорят о попытке физического устранения юного венценосца и его младшего брата. Бояре, считавшие, что Ивану IV лучше быть в Москве, аргументировали свое мнение тем, что в других городах страны неспокойно. Новгород, Псков и Тверь слишком близко расположены от Великого княжества Литовского, другие города — от казанцев. В этой аргументации чувствуется явное лукавство. Не иностранцев побаивались бояре, хотя, думается, литовцам, казанцам, крымцам и прочим соседям пришелся бы по нраву такой трофей! Денег, а то и земель они в обмен на десятилетнего Ивана IV получили бы немало. Но русские бояре боялись куда более страшного зла, на которое не решился бы ни один иностранец, они боялись физического устранения Ивана IV.