Слишком сложно и неуместно — утверждали критики. Исследования наших дней покажут — права была только Львова-Синецкая. Как актриса она догадывалась, как добрая знакомая могла и просто знать личную жизнь Грибоедова. В истории Малого театра вообще обвинили любимицу московской публики в ходульности и неспособности передавать живую страсть. Вот только Пушкину она виделась иной. Это было совсем особое и непохожее на поэта отношение к женщине — без намека на флирт, без иронических замечаний, без обсуждений с приятелями. А ведь они знали друг друга давно, познакомились у Олениных сразу после выхода Пушкина из лицея, больше того — вместе играли в любительской постановке «Воздушных замков» Хмельницкого: первая и едва ли не единственная попытка поэта выйти на сцену.
В любой стране о ней были бы написаны книги. Ее имя знал бы каждый выученик театральной школы, не говоря об историках и любителях театра. В любой, но не в России. Те же авторы последней по времени выхода истории Малого театра безразлично констатируют, что ничего не знают ни о происхождении актрисы, ни о ее прошедшей на глазах всей Москвы жизни. Семья, родные, обстоятельства биографии — все покрыто мраком неизвестности. А между тем тридцать пять лет, из года в год, в самый разгар сезона, обычно в январе, Москва переполняла Большой театр ради бенефиса актрисы, ради ее поразительной игры и не менее интересного репертуара, который она умела подбирать как никто другой. Сказывалось превосходное знание отечественной и западной драматургии, которую Мария Дмитриевна перечитывала в подлиннике, и безукоризненный вкус, вызывавший восторг профессоров Московского университета, вроде Н.И. Надеждина, или его студентов, как И.А. Гончаров и Ф.И. Кони. Все они были постоянными посетителями ее салона.
Варламов близко узнает Марию Дмитриевну во время выхода на сцену «Горя от ума». Но едва ли не большее впечатление на него производит относящаяся к тем же первым месяцам жизни в Москве ранняя смерть Николая Цыганова: ее связывали с судьбой артистки. Первый русский бард, о котором все успели забыть. Актер московской казенной сцены, поэт, несомненно оказавший большое влияние на Кольцова, Цыганов сам исполнял свои стихи под гитарный аккомпанемент. Говорили, ему подсказала такой прием Львова-Синецкая. Цыганова почти всегда можно застать в гостиной Марии Дмитриевны. Он не пытается бороться со своей безнадежной любовью, и не она ли сводит Николая Григорьевича тридцати трех лет в могилу. Варламов стоит у его гроба, и он разделяет чувство покойного: образ прекрасной и недоступной Марии Дмитриевны заполняет всю его жизнь. Не видеть ее, не говорить с ней, не бывать у нее каждый день становится для Варламова невозможным.
Между тем у Марии Дмитриевны нет и тени легкомыслия. Она не кокетлива, и, может быть, именно потому, что не ищет поклонников, приобретает их множество. Она по-прежнему увлечена театром, способна часами говорить о ролях и пьесах. Спокойный взгляд ее темных глаз скорее завораживает своей глубиной, чем сулит неожиданные переживания. О ней говорят ее университетские знакомые, что она видит человека и сквозь человека. Природная доброта и великодушие не мешают актрисе быть очень требовательной к себе, к товарищам по сцене. С ней каждый раз познаешь все новые глубины человеческой души, — признается также безнадежно влюбленный в Марию Дмитриевну великий трагик Павел Мочалов. Это ей, своей неизменной партнерше по сцене, посвящает он скорбные строки: «Ах, нет, друзья, я не приду в беседу вашу». 27 ноября 1831 г. в первом спектакле «Горя от ума» он выйдет на сцену вместе с Львовой-Синецкой — блистательный Чацкий, удивительная Софья.
Судьба так рано ушедшего из жизни Цыганова не оставила равнодушным никого из его товарищей-актеров. Михайла Семенович Щепкин забирает в свою семью осиротевшую и лишенную средств к существованию мать Николая Григорьевича. Мария Дмитриевна помогает старушке деньгами, хлопочет о пенсии и — подсказывает Варламову мысль сочинить музыку к стихам Цыганова. Она же помогает их издать. В январе 1833 г. в «Молве» появляется сообщение: «...песни сии и отдельно от музыки имеют свое достоинство, но вместе с прекрасными голосами Г. Варламова составляют весьма приятный подарок на Новый год и для литературы и для любителей музыки... Воспоминание о человеке с дарованиями, так рано кончившем жизнь свою, есть достойная ему дань». Варламов и раньше пробовал свои силы в сочинении музыки, но это было действительно его рождением как композитора. Известного. Любимого. И влюбленного — лучший из романсов сборника «Красный сарафан» был посвящен Львовой-Синецкой.
В истории русской музыки, по всей вероятности, невозможно найти пример такого успеха и популярности. В считанные дни «Красный сарафан» облетает всю Россию. Романс пели в великосветских гостиных и в деревнях, в провинциальном захолустье и на столичной сцене. Гоголь заставляет напевать «Красный сарафан» Хлестакова, а Полина Виардо будет непременно исполнять полюбившуюся мелодию на своих концертах.