Читаем Москва - столица полностью

Но Петербург по-прежнему неприступен, особенно для неудачника. Варламов не найдет должности даже в родной ему Певческой капелле — Министерство двора против его кандидатуры. Он вынужден скрываться от бесконечных кредиторов и в чужих гостиных на клочках бумаги писать романсы, которые можно за гроши тут же продавать издателям. Жизнь унизительная и безнадежная продлится, по счастью, всего три года. Варламов умрет от сердечного приступа в гостиной чужого дома, завещав жене с двумя малолетними детьми на руках искать помощи только у его нового петербургского друга композитора А.С. Даргомыжского.

А Мария Дмитриевна так и не выйдет замуж. Она будет еще долго блистать на московской сцене, переиграет множество ролей, всегда первых, всегда восторженно встречаемых москвичами, — несравненная Мария Стюарт, соблазнительная и ловкая Городничиха в «Ревизоре», великосветская дама в пьесах А.Н. Островского. Она расстанется с театром на пороге семидесяти лет и почти мгновенно канет в реку забвения, как и все актеры. Ее похороны в 1875 г. не соберут и кучки поклонников. «Забытый талант» — будет озаглавлена единственная посвященная ей заметка в газете. Это был год дебюта на сцене Александрийского театра в Петербурге замечательного русского актера-комика Константина Александровича Варламова, сына композитора и его второй жены. Мария Дмитриевна будет интересоваться судьбой Варламова-младшего, попытается поклониться праху отца. Напрасно. Могила композитора Александра Варламова на Смоленском кладбище Петербурга была смыта одним из наводнений Невы.

«Господи, за что же! Его-то, незлобливого и светлого, за что?» — из письма актрисы Львовой-Синецкой.

2002 г. — последний в истории Соловьиного дома. Отселенный и окруженный глухим забором, он долго ждал решения своей участи — полной перестройки, с перепланировкой, нахлобучиванием таких чужих Москве мансард, с новыми, конечно же, алюминиевыми рамами, лишающими здание старого рисунка, бетонными лестничными пролетами вместо дошедших до наших дней белокаменных. Пока на День Победы не был снесен. До основания. И никогда никто из исследователей будущих поколений не получит возможности заглянуть в его нераскрытые тайны, восстановить пушкинские, а где-то и екатерининских времен интерьеры, удержать ускользающие тени пушкинских знакомцев. Какими же горькими и гневными словами вспомнят они наши годы. И будут правы.

ПРАВДА МОСКОВСКОГО СОЛОВЬЯ

Иногда в музыке нравится что-то совсем неуловимое и не поддающееся критическому анализу. Я не могу без слез слышать «Соловья» Алябьева.

П. И. Чайковский, 1877


«Об Алябьеве замечаний писать не имею времени — извините». Желание М.П. Погодина почтить в «Москвитянине» память только что ушедшего из жизни композитора А.Н. Верстовский не собирался удовлетворить. Былая дружба с покойным? Совместные сочинения? Тянувшаяся через всю жизнь переписка? Но управляющий Конторой московских императорских театров за годы выполнения высоких обязанностей не запятнал себя поддержкой ссыльного товарища, ни в чем не посодействовал появлению в репертуаре его произведений.

Погодин нашел другого автора? Тем лучше. «Статья об Алябьеве прекрасна — но в ней нет ничего из его музыкальных произведений!.. Алябьев, сколько известно, был сослан за карточную игру и смерть Времева».

Несколько строк — и целая эпопея человеческих отношений. Верстовский не колебался назвать причины наказания. Судите сами — карточная игра! И даже не ошибся в имени человека, с которым был связан перелом алябьевской судьбы. Тени давних дней — как бы ни отнесся к ним издатель, некролог в «Москвитянине» не появился.

Уж если сам Верстовский!.. Немногочисленным биографам композитора вступать в спор не приходилось, и это при том, что двух сколько-нибудь совпадавших изложений «дела» не существовало. Противоречия громоздились одно на другое, множились, обрастали новыми подробностями тем легче, что за ними не стояло документальных подтверждений. Неизменной оставалась схема: гусарская среда — лихие нравы — ссора за карточным столом — смерть одного из картежников.

Между тем документы, которые позволили бы выяснить подлинный смысл случившегося, существовали, и притом во множестве. Исторический архив Московской области — фонды I отделения Московской палаты гражданского и уголовного суда и московского военного генерал-губернатора. Исторический архив Москвы — фонд III отделения. Государственный исторический архив в Санкт-Петербурге — фонд гражданских и духовных дел Государственного совета. Но даже будучи обнаружены исследователями, они не привели к окончательному и обоснованному в каждой своей части выводу: виновен — не виновен. Наконец, если виновен, то в чем. А если невиновен, так что же позволило обвинению продержаться вплоть до наших дней?


* * *

Перейти на страницу:

Похожие книги

Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология