Москва - столица

Теперь Шульгин 1-й свободен в своих действиях. У Алябьева, Шатилова, Давыдова и Глебова отбирается подписка о невыезде. 14 марта происходит эксгумация, превращаемая с ведома и по желанию полиции во всенародное зрелище. Первый и единственный раз в истории Москвы! Главный помощник Шульгина 1-го, не уступающий ему в ретивости и службистском рвении полицмейстер А.П. Ровинский приглашает — иного определения не найти — присутствовать всех желающих. Вскрытие будет происходить среди бела дня в самом Симоновом монастыре — оговоренное Филаретом или подсказанное ему условие — при гостеприимно распахнутых воротах.

«Не сотни, может быть, тысячи, — напишет под свежим впечатлением случившегося Екатерина Александровна Алябьева, — были зрителями сего необыкновенного, ужасного и жалостного зрелища, разнесшегося тотчас по стогнам столицы с ожидаемою баснею». Именно ожидаемою.

Меры предосторожности были предусмотрены. Производившего вскрытие прозектора не привели, как того требовала юридическая процедура, к присяге, и главное — ему не дали подписать протокол. Ото всего можно было отказаться, все поставить под сомнение. Листы 13-й и 14-й дела № 45 за 1826 г. «О лицах, прикосновенных к делу об обыгрании в карты и убиении коллежского советника Времева», хранящегося в фонде III Отделения собственной Его Императорского Величества канцелярии, сохранили все отдававшиеся распоряжения. Путь для слухов и сплетен свободен. Доброе имя Алябьева, заслуги боевого офицера, слава любимого композитора окажутся под ударом много раньше, чем события примут роковой оборот.

14 марта — эксгумация тела Времева. 17 марта — первый допрос Алябьева. 18 марта — выделена стража для домашнего ареста обвиняемых и арестованы все слуги не только самого Алябьева, но и его сестры Екатерины Александровны. 19 марта — арест Калугина, которого помещают в съезжий дом. И это самое непонятное.

Доносчик благонамеренный и верноподданный на одном полозу с предполагаемыми преступниками! Потому ли, что обер-полицмейстеру его роль не представляется однозначной, потому ли, что пребывание в съезжем доме способно оградить былого стряпчего от нежелательных встреч и воздействий, — слишком легко начинает он противоречить самому себе. А Калугин нужен. Время покажет — очень нужен. В конце концов, только благодаря ему генерал-губернатор Д.В. Голицын будет иметь основание обратиться с докладной запиской о произошедшем в старой столице неслыханном злодеянии. Подобно обер-полицмейстеру, князь не собирался терять ни одного дня.

* * *

В Москве составилось общество богатых игроков под председательством славного Чекалинского, проведшего век свой за картами и нажившего некогда миллионы, выигрывая векселями и проигрывая чистые деньги.

А.С. Пушкин. «Пиковая дама»

Докладная записка государю кипела благородным негодованием: в Москве обнаружилось «Игрецкое общество»! Пусть недавно возникшее — Голицын называл временем его образования январь 1825 г., но уже заявившее о себе тягчайшими преступлениями. К убийству присоединялось еще и ограбление — шулерство. Имена участников — Шатилов, Алябьев, Давыдов и Равич, «бывший под именем полковника Глебова» и являвшийся руководителем. И это при том, что по сведениям, доставленным сыщиком Яковлевым, никогда до 24 февраля 1825 г. карточной игры в доме Алябьева не бывало, а знакомство композитора с Равичем носило поверхностный характер.

Что же имел в виду Голицын? Борьбу с картами? Но они бытовали повсюду. Если речь шла о высоких ставках и значительных проигрышах, то они постоянно касались Пушкина. Друзьям хорошо знакома эта слабость, и они только подшучивают над нею. Тот же генерал-губернатор и обер-полицмейстер спокойно мирятся с существованием откровенных игорных домов бок о бок с учреждениями, казалось бы, обязанными бороться с ними. Если на Большой Дмитровке, 15 в принадлежащем генерал-губернатору доме располагалась квартира обер-полицмейстера, то в дом № 9 съезжалась ежевечерне вся карточная Москва к В.С. Огон-Довгановскому. Скромный помещик Серпуховского уезда был профессиональным игроком и стал прообразом Чекалинского в «Пиковой даме». Переписка Пушкина с П.А. Вяземским полна упоминаний о денежных обязательствах Довгановскому.

Голицын явно запутывается в своем донесении. Уже в июле 1825 г. ему приходится признаться, что с Равичем произошла обыкновенная ошибка: в алябьевском доме находился самый настоящий Глебов. Не полковник — майор. Участник Отечественной войны, побывавший в пятидесяти сражениях. И тем не менее извинений в адрес К.Е. Равича не последовало. Равича будут изводить допросами все время следствия по делу Времева. Его заключат в тюрьму, как только дело будет завершено. Конкретных обвинений предъявить не удалось, зато осталось «подозрение» неизвестно в чем и неизвестно на каком основании. Но этого оказалось достаточным, чтобы семь лет продержать «подозреваемого» в московской тюрьме и затем сослать в Сибирь.