Москва - столица

Дальше — комната жены художника, той самой Анны Яковлевны, с которой легко ли, трудно ли прошла целая жизнь Коровина, их сына Леши. Спальня самого Коровина — простая кровать со столиком, два старинных стула, обитых тисненой кожей с крупными шляпками гвоздей, письменный стол и большой шведский секретер, заваленные театральными эскизами. Еще одна память об Италии — привезенный из Падуи маленький инкрустированный секретер с таким же итальянским зеркалом над ним. И повсюду «платки и тряпки», по выражению Коровина, разноцветье тканей, так необходимое живописцу в работе и оживавшее в его произведениях такими неожиданными, неповторимыми образами. «Это же все составляет жизнь труда, — отзовется о них Коровин. — Разная ерунда, грошовые предметы, тряпки старины давали мне целые аккорды красок, праздники глаз и формы, которые можно видеть в огромном труде постановок Государственных театров в Москве и Петрограде». Речь шла об этих самых комнатах, о последних московских годах. Только то, что касалось творчества, было его частью, представлялось ценным, просто имело право на существование рядом с художником.

А за окнами Москва. Сегодняшняя и коровинская. Несмотря на высоту поднимающихся кругом этажей все так же широко распахивающаяся взгляду, уходящая в лиловеющую дымку старых улиц, площадей, несчетных новых кварталов. Здесь — в сторону былых Рогожских его раннего детства, там — к тонущему в зелени разросшихся бульваров Сущеву его юности. Словно весь размах прожитых художником лет.

...Пресловутая коровинская эмиграция. Попавшего под трамвай единственного сына К.А. Коровина не представлялось возможным протезировать в Москве двадцатых годов. Товарищи подсказывают выход — попытаться показать сына французским врачам, специалистам по протезам: возможно, в условиях более благоприятных для длительного и сложного лечения, чем те, которые существовали тогда в разоренной мировой и гражданской войнами России, удастся хотя бы частично вернуть ему работоспособность.

Предложение вызывает сначала резкий протест со стороны художника. Коровин не хочет уезжать из России, хотя бы и ненадолго, порывать с работой, с привычным кругом товарищей и занятий. Время идет, знакомые все снова и снова возвращаются к этому предложению. Его поддерживает нарком просвещения А.В. Луначарский. Главизо Наркомпроса РСФСР, со своей стороны, предлагает Коровину, чтобы облегчить материальное обеспечение сына-инвалида, сделать в Париже выставку и получить от продажи работ средства, необходимые для лечения и жизни. Один из художников принимает на себя организационную сторону поездки. Ухудшение собственного здоровья побудило Коровина решиться. С сыном и женой он выехал в Париж. Картины увез И.К. Крайтор.

Письмо из Парижа Б.Б. Красину: «Милый Боря, недаром я не хотел ехать за границу. После моих мытарств о квартире, которую нашел с трудом, заказав ноги Леше, Анна Яков[левна] отчаянно захворала. У нее пошла горлом кровь и так сильно, что лежит теперь со льдом на груди и в наркозе под морфием. Бедняга вся извелась, похудела и завтра будет опять консилиум профессоров. Леша и я сбились с ног, и душа болит, понимаешь, как? Анна, Анна! — бедняга, а Леша! Остались одни круглые испуганные глаза. «Мать умрет?» — спрашивает у меня, и горько мне за него, больно, не выдерживает чувство, хромой бедняк.

Конечно, по приезде, начав писать красками, я все бросил. Протезы, заказанные для Леши, не удались. Все здесь стало очень дорого. Так что прав я был, интуитивно я не хотел ехать. Сначала Анна кашляла немного и, конечно, не обратила внимания, и назад тому 8 дней полила из гортани кровь фонтаном, и вот что теперь?..»

Строки из другого письма: «Надежда на выставку не сбылась. Г. Крайтора не видел больше года, а хорошие картинки мои у него». «Крайтора я уже с весны не видал, он озлился на меня и сказал, что я помешал ему сделать мою выставку... Он говорил, зачем я показал тебе, помнишь, у меня в комнате он принес условие, которое ты нашел, что оно все только в его пользу...» И позже: «С великим счастьем вспоминаю Россию, и своих друзей, и природу, и снег, и дождик, и небо серое, и траву-ковыль, и избушку, и дым из трубы своей в Охотине и друзей-охотников... Крайтора я не видал два года, и где картины мои, что у него, не знаю».

Не было средств на врачей. Их не было и на то, чтобы расплатиться с долгами и вернуться на родину. Литературные рассказы — но Константин Коровин их никогда не писал. Просто достаточно сравнить то, что печатается под его именем, с рукописями художника, хранящимися в наших архивах. Это не было секретом для друзей и близких: Коровин до конца не справлялся даже с падежными согласованиями, тем более с построением литературной фразы и знаками препинания. Детство у Рогожской без школы и учителей оставило свой след на всю жизнь.