С. Мартинсон. «Оценка своевременная и правильная. Мейерхольд подмял под себя коллектив, задавил волю коллектива. Мейерхольда не интересует ансамбль и актер. Для него артист — марионетка и исполнитель мизансцен. Отсюда отсутствие образа. Вся система Мейерхольда построена на отрицании внутреннего оправдания. Формализм не сцепляется с советской действительностью. Отсюда отход от советской тематики. Кадры не воспитываются. Как по такой системе сыграть царя Федора или Анну Каренину? Станиславский писал: мы не нанимали актеров, а коллекционировали, выращивали. О себе: я — формалист. Пришел сюда, чтобы сбросить с себя этот деготь. Сегодня товарищи не критиковали себя, а только Мейерхольда. Актерам тоже надо излечиваться. Разве наша индустрия строится на одиночках?»
Н. Боголюбов. «Я не ушел, потому что многому здесь научился. Я с Мейерхольдом создавал большевиков на сцене. Мейерхольд может, но не хочет. Я ждал и верил. Удовлетворяясь на стороне (т.е. в кино), я был в пассиве. Надо пятно смывать. Все смотрят на нас. Предупреждал на читке. Бились за ваше будущее — дайте Магнитогорск искусства. Открытые репетиции: он себя показывал себе как актера. Не признавать свои ошибки важно, а как будем жить дальше. Это не бессилие, а вредительство... Вывод: вместе работать нельзя».
С. Майоров. «Крах ясен. Ошибки вскрыты. Мейерхольд ушел от действительности: «Наташу» ставили, в деревню не ездили. Дело в мировоззрении — идеалистически-индивидуалистическое мировоззрение ошибочное. Не признал ошибок на дискуссии о формализме. Мейерхольд — автор всему, субъективное представление. Свой блеск показывает, а не служит советскому народу, социализму. Мейерхольд тормозит приход молодых художников к реализму. Ошибки эти и мне мешают. Заразительное искусство Мейерхольда вредно. Я пришел, так как верил и хотел помочь. Надо быть поближе к действительности, увидеть людей, процессы в нашей стране. Мейерхольд не умеет показывать процесса в человеке. Такой театр не нужен, тормозит, вреден. И в Мейерхольде, и в коллективе большие ошибки. Ответственность художника перед своим народом. Молодой рабочий класс разберется во всем — это сильный класс».
В. Громов. «Самое катастрофичное в жизни ГОСТИМа — это беспорядочность в работе, бесплановость. О планах очень много говорилось, но почти ничего не осуществлялось. Или начатая пьеса вдруг прекращалась и на ее место ставилась другая пьеса, неожиданная, не увлекавшая по-настоящему коллектив. Так нередко погибали творческие ожидания, надежды, мечты. За немногие годы, проведенные мною здесь, эта бесплановость работы часто дезориентировала меня. А то, что случилось теперь, — это урок, тяжкий, трагический».
Однако даже такие совершенно однозначные выступления подвергались корректировке со стороны П. М. Керженцева, от которой пытается себя обезопасить враждебно настроенный к Мейерхольду В. Громов. В архиве сохранилась его записка: «Председателю общих собраний работников Гос. Театра имени Мейерхольда (22, 23, 25 дек. с. г.) — т. М.Г. Мухину. Копия — Предместкома т. В.Ф. Пшенину (от) Секретаря собрания В. Громова Заявление
Ввиду того, что стенограммы сдавались в театр и раздавались на руки помимо меня, я снимаю с себя всякую ответственность за перепечатанные стенограммы.
25.ХII.37
В. Громов».
Дом на Гнездниковском — не ждет ли он своего романа, как Дом на набережной?
ТЕРЕМОК НА НАБЕРЕЖНОЙ
Сегодня едва ли не каждый без колебаний назовет два основных художественных музея Москвы — конечно, Государственная Третьяковская галерея, конечно, Государственный музей изобразительных искусств имени Пушкина. Любители могут прибавить и третий — Частных собраний. Первый объединяет все русское искусство, второй — западноевропейское, третий допускает их объединение.
Все верно. Почти верно — если отмахнуться от нашей истории. Потому что все музеи Москвы созданы частными собраниями. Просто потомки сумели пренебречь благодарностью к тем, кто положил свои жизни и душевную щедрость на накопление единственных в своем роде духовных сокровищ, которые задумывались с самого начала как дар москвичам, но не как форма вложения капитала. Как способ приобщения к художественной культуре многих, но не собственного обогащения на аукционах, выставках-продажах. В Москве так было испокон веков. В условиях рыночной экономики и свободного рынка.
В апреле 1909 г. москвич Иван Евменьевич Цветков передал в дар Москве свою галерею, которой отдал тридцать лет жизни. Вместе с земельным участком на Пречистенской набережной, за углом от Храма Христа Спасителя. И специально построенным музейным зданием.