Его рекомендовали в Союз писателей П. Антокольский и Н. Асеев, Всеволод Вишневский и философ В. Асмус, Г. Шенгели и П. Лидин, П. Павленко и С. Мстиславский. Список можно было бы продолжить в бесконечность, потому что речь шла о писателе-легенде. Но председательствующий Александр Фадеев не стал скрывать изумления по поводу такого единодушия товарищей — он просто никогда не слышал имени рекомендованного. Легендой было все: высочайшая образованность — к юридическому факультету Киевского университета прибавились путешествия по всей Европе, знание почти всех европейских языков, греческого и латыни. Глубочайшее проникновение в проблематику истории и теории театра. Редкий талант лектора, оратора, рассказчика — его лекции пользовались исключительным успехом, и А. Таиров, приглашая Кржижановского преподавать в Государственных экспериментальных мастерских при Камерном театре, предоставлял ему полную свободу «придумать курс». Он назвал свой курс «Психологией сцены» и включил в него знакомство с философскими системами, эстетическими теориями, основами психологии, истории театра и литературы. До этого Сигизмунд Доминикович Кржижановский вел цикл «собеседований» по вопросам искусства в Киевской консерватории, в который входили разделы: «1. Культура тайны в искусстве. 2. Искусство и «искусства». 3. Сотворенный творец. 4. Черновики. Анализ зачеркнутого. 5. Стихи и стихия. 6. Проблема исполнения». Но главной для него оставалась литература.
Бывают незадачливые жизни, бывают жизни неудачные, о Кржижановском можно сказать, что его литературная жизнь не состоялась, причем потому, что ничего из его произведений не было напечатано. Вернее, он начал публиковаться с 1912 г.; появились его стихи, путевые очерки, статьи, он стал автором сценария протазановского «Праздника святого Иоргена» и первого нашего отечественного мультипликационного фильма «Новый Гулливер» режиссера А. Птушко. Но ни один из подготовленных к печати сборников прозы так и не увидел света: то закрывалось издательство, то происходили некие организационные перемены, то начинался процесс над Львом Каменевым, с которым он был связан дружескими отношениями, или и вовсе Великая Отечественная война. Сборник рассказов писателя был сдан в набор буквально за несколько дней до начала войны. Одно верно — бороться за себя, за свои произведения Кржижановский не умел, больше того — не хотел. Рукописи заполняли не один рабочий стол — всю тесную каморку на Старом Арбате, которая послужила его единственной московской квартирой. Он заслужил горькое право сказать о себе: «Всю мою трудную жизнь я был литературным небытием, честно работающим на бытие». Его иронически-философская проза должна его поставить рядом с Булгаковым и Андреем Платоновым.
Авторские вечера в «Кривом Джимми» были первым творческим знакомством писателя с Москвой, куда он переехал из Киева в 1922 г., как, впрочем, и само название театра, раньше принадлежавшее одному из популярных кабаре в киевском подвале. Сборник рассказов Кржижановского, надломивший его судьбу в 1941 г., был принят к изданию в «Советском писателе», с которым связана особая глава истории дома на Большом Гнездниковском.
Это было случайностью, но сложилось в традицию — литературные связи переулка с необычным названием. Уже не первый год Моссовет покушается на судьбу дома № 3 с тем, чтобы на его месте поднять несуразную и безликую коробку здания Горплана. И никакие постановления о возвращении городу его жилых функций, о прекращении насыщения центра учреждениями, о недопустимости так называемого «островного» вторжения в исторически сложившуюся застройку не в силах противостоять чиновничьим претензиям.
Между тем в доме № 3 жил с 1830-х гг. Павел Александрович Нащокин, участник Отечественной войны 1812 г., адъютант Д.С. Дохтурова, добрый знакомый Пушкина. С лицейских лет поэт знал его брата, известного среди друзей П.Я. Чаадаева под именем «эпикурейца Нащокина». Сводная сестра Нащокиных, Вера Александровна Нагаева, стала женой Павла Воиновича Нащокина. Пушкин и переписывался с П.А. Нащокиным, и сам бывал в этом доме.
В следующем десятилетии дом в качестве приданого переходит к известному драматургу и переводчику, секретарю Московской дирекции казенных театров К.А. Тарновскому. На русской сцене шло около полутораста переводных и оригинальных пьес Тарновского, широко исполнялись сочинявшиеся им романсы. В доме на Гнездниковском собирались на читки и репетиции все ведущие актеры московской сцены: М. Щепкин, Д. Ленский, П. Садовский, Г. Федотова.
Не менее примечательны и последующие страницы истории дома. В конце XIX в. в нем помещалось жандармское отделение, где выправлял документы перед отправкой в ссылку в Шушенское Ленин. В годы Советской власти дом занял МУР — Московский уголовный розыск, и долгое время на третьем этаже размещался его музей. Подобное соседство делало переулок и дом Нирензее безопасными даже в ночные часы, что особенно ценилось в нэповской Москве.